Поступки некоторых животных кажутся альтруистическими потому, что мы не вполне понимаем их мотивы. На самом же деле они втянуты в особую, не совсем явную коммерцию, в тот обмен услугами или одолжениями, который ученые называют «взаимным альтруизмом». Несколько лет назад на побережье Патагонии я видела южных китов – мать и детеныша, заплывших для отдыха в бухту, чтобы набраться сил перед дорогой в обильную пищей Антарктику. Самцы знали, что здесь они могут найти самок, и часто заплывали в бухту для спаривания. Собираясь группами по трое или четверо, самцы совместными усилиями заманивали самку и ее оплодотворяли. Пытаясь избежать совокупления, самка переворачивалась на спину, и ее вульва оказывалась над водой. Однако при этом ее дыхало оказывалось, разумеется, под водой, и она не могла дышать. Самцы (один кружил с ней рядом, а другой плыл снизу) брали ее в кольцо. В таком случае, когда она перевернется, чтобы набрать воздуха, один из них получит доступ к ее вульве. Чтобы обеспечить спаривание хотя бы одному киту, требовалось несколько самцов, потому что, если самку не поймать в ловушку, она сможет от них увернуться. Почему самцы действуют сообща? Вероятно, по двум причинам. Во-первых, самцы объединяются с родственными им самцами, может быть, затем, чтобы сохранить гены своего рода независимо от того, кому именно удастся оплодотворить самку и произвести потомство. Во-вторых, это содействует обмену услугами: сегодня Фред обеспечит спаривание Барни, а завтра Барни поможет Фреду. Покупая билет в оба конца, мы имеем в виду всю поездку – и туда, и обратно. Взаимный альтруизм – это билет в оба конца, хотя вторая половина пути пока не видна.
А как же люди? Мы виртуозы обмена услугами, мы обожаем древнее правило «услуга за услугу» и живем по принципам «потри мне спину, и я потру твою» и «рука руку моет». В припадке самодовольства мы объявили это добродетелью – «сотрудничеством», – которое прославляем как святое проявление великодушия, доверия и любезности. Но психологи считают, что наше самодовольство по этому поводу не должно продолжаться слишком долго. Обычно они трактуют такое наше поведение или как гедонизм (альтруистические поступки мы совершаем потому, что благодаря им мы чувствуем себя хорошими, а нам нужно удовольствие), или как попытку ущемленного эгоизма поднять свою самооценку. Как только человек представляет себя на месте попавшей в беду жертвы и пытается ее спасти, это становится проявлением себялюбия.
Может, это и так. Однако если стремление к сотрудничеству заложено в нас природой, то, значит, этот навык возник в глубокой древности и передается генетически, предоставляя больше шансов выжить тому из нас, кто лучше всех взаимодействует. Потребность помогать людям в горе отчасти воспитывается (в некоторых семьях и культурах она ценится больше, чем в других), но она глубоко укоренена и в нашей природе. Дети, становясь старше, начинают сострадать непроизвольно. Примерно в двухлетнем возрасте они начинают испытывать сочувствие к человеку, увидев, что он оказался в беде, и пытаются ему помочь. А если вспомнить, что наряду со стремлением к взаимопомощи известное мы предпочитаем неизвестному, мы увидим, как происходит эволюционный скачок, как смягчается вражда между так называемыми врагами. Перекрестные исследования культур показывают, что на первое место люди ставят свою семью, на второе – родственников, на третье – соседей, а также людей, напоминающих им членов семьи, родственников или соседей. Чужие лица людей пугают, поэтому тоталитарным лидерам легко убедить их в том, что к чужакам надо относиться как к недочеловекам.