— Почему влево? — в свою очередь спросил Хатчет.
— Там кварталы богачей. Большие дома, богатая добыча… Орки скорее всего обитали там. Но мы обойдем и остальные улицы потом. Мало ли что.
Хатчет согласно хмыкнул и пошел вперед, я последовал за ним, Бол был замыкающим. Мне бросилась в глаза их выправка, почти одинаковая — посох просунут под рюкзаком наискось, и нижний его конец у обоих находился примерно в пяди от земли, меч каждый держал в расслабленной руке у бедра острием вниз. Я же свой посох использовал по назначению, нарушая мертвую тишину стуком и шорохом.
Первым не выдержал Бол.
— Может, песню споем, — предложил он неуверенно.
— Про веселую вдову и её дырявые юбки, — ехидно ответил Хатчет. — Тут же слетится вся нечисть на свежатинку.
Бол заткнулся, но ненадолго.
— Святой отец, — взмолился он. — Ну хоть вы молитву какую затянули бы! Невозможно в этой тишине!
Я согласно кивнул, повесил посох под рюкзак по примеру пограничников и полез в рюкзак за книгой. Открыв главу «Об истине пути», стал читать негромко, но твердо, как на проповеди, подсвечивая себе святым огнем.
— Господь истинный мой, пребудь светочем мне и звездой путеводной, охрани меня от тьмы колючей, от морд злючих, от людей лихих, от затрат чужих. Разгони напасти, освети перекрестья дорог, хранителем мне будь. Кровь дорожную соберу для тебя, на ногах своих принесу, на руках сто дел будет добрых, на устах сотня слов святых, и да услышится каждое…
Парни расправили плечи, шли уже не так напряженно, а, можно сказать, даже бесстрашно. Стремительно темнело. Из развалин домов торчали высохшие деревья — казалось, словно неведомые звери из тени тянут свои лапы. Свет в моей ладони стал боле ярким, но так и оставался синим.
Спустя полчаса такой прогулки нам не встретилось никого и ничего, кроме руин — оторопь брала при мысли, что когда-то здесь был державный град Выжег. На этой улице цвели каштаны и липы, проезжали кареты и повозки, величественно шли купцы, сопровождаемые нагруженными носильщиками, надменно фланировала городская стража, сверкая на солнце броней. Мощеная мостовая сохранилась, но была занесена мусором и всюду проросла мхом. Через сотню-другую лет, подумал я, здесь окончательно будет лес, и никто не узнает в очертаниях замшелого камня посреди зеленой поляны памятника лорду-основателю…
Я убрал книгу и продолжил чтение уже по памяти, ибо солнечный свет окончательно померк, но неожиданно меня перебил Хатчет.
— Святой отец, как вы смотрите на то, чтобы остановиться вон в той усадьбе?
Он повернулся и указал мечом на покосившуюся ограду дома. Ограда была железная, что бросалось в глаза даже в таком полумраке. За первой роскошью скрывалась роскошь вторая — каменная будка для охранника у ворот. «Купчинова обитель», — констатировал я, перешагивая через полусгнившую жердь, коей преграждали путь подъезжавшим каретам или, может даже, караванам. Жердь некогда откидывалась вверх одним концом, вращаясь другим в петле, а теперь вот откинулась окончательно, и петли тоже проржавели.