Однако для сетований не оставалось времени — надвигалось совещание. Что касается круга обязанностей Перфильева, начальница сказала, что их было много, может быть, даже слишком много. Она их перечислила, и Синельников выделил для себя тот факт, что Александр Антонович имел самое непосредственное отношение к распределению фондируемых товаров и материалов, в частности строительных, и таких дефицитных, как кровельное железо. И автомобили, предназначенные для продажи передовикам сельского хозяйства, тоже подлежали его контролю. Второй раз за это утро услышал он слово «фонд».
Когда Синельников покидал кабинет начальницы, она еще при нем вызвала секретаршу и начала давать указания насчет похорон Перфильева…
Он зашел в кафе, съел яичницу и выпил стакан чаю.
Было двадцать минут одиннадцатого. Ему не терпелось пойти к патологоанатому, но тот наверняка еще не успел закончить свою работу. Поэтому Синельников вернулся к себе, достал из сейфа записную книжку Перфильева и сел в старое мягкое кресло.
Каждый раз, когда ему приходилось разбираться в бумагах и бумажках, принадлежавших преступнику или пострадавшему, он испытывал странное чувство. Тут было что-то и от стыда, с которым человек, мнящий себя порядочным, не устояв перед непреодолимым искушением, решается прочесть чужое письмо. Но больше это походило на чувство историка, заполучившего в архиве древние рукописи, к которым до него никто еще не прикасался.
Перфильев, наверное, носил в кармане свою записную книжку очень давно. Зелень на корешке и по краям вытерлась с сафьяна. Листки, помеченные буквами алфавита, были сплошь заполнены именами, телефонами и адресами, только на последних буквах — У, Ф, X, Ц, Ч, Ш, Щ, Э, Ю, Я — странички остались полупустыми. Против многих фамилий нарисованы крестики: две горизонтальных, одна косая — изображение крестов, какие ставят на православных кладбищах. Можно было догадаться, что владелец книжки отмечал таким образом своих умерших знакомых. Но не зачеркивал…
За алфавитом шли листки без букв, составлявшие половину толщины всей книжки, и на них Синельников обнаружил кое-что интересное. Две страницы заполнены непонятными записями, расположенными столбиками: заглавные буквы — одна, две, а иногда и три, — потом черточка и потом числа, все трехзначные. Покойный Перфильев обладал каллиграфическим почерком, буквы были выведены очень красиво. Некоторые буквы заключены в кавычки.
Судя по тому, что цвет пасты — Перфильев пользовался шариковой ручкой — несколько раз менялся, записи были сделаны не в один присест, а велись на протяжении долгого времени.