Просторный кабинет с тяжелой хрустальной люстрой под потолком, стены в панелях красного дерева. За массивным столом тот самый монохромный человек из «Сухума», с колючим пепельным бобриком.
— Как же это мы до сих пор с вами не познакомились? — улыбчиво начал Лебедев, — непорядок, непорядок. Присаживайтесь.
Голос мягкий, словно дающий к себе привыкнуть, и, если б не нотки сбивающей с толку иронии, даже располагающий. Никита немного смутился: укор мне? или форма самокритики такая?
— Вот и Нелли Валерьевна только что вашу карточку…
Лебедев начал листать страницы, картинно вскидывая брови, поглядывая на Никиту с теплым приязненным интересом.
Вблизи другой, подумал Никита, глаза чуткие, у плохого человека не могут быть такие хорошие глаза.
— Необычная, какая у вас биография. Родились в ГДР, институт, языки… и вдруг флот. Отец военный?
«Да/нет» — со старшим по званию не пользовать, помнил Никита инструктаж отца, только «так точно», «никак нет».
— Так точно.
— И долго в Германии-то?..
— Два раза были. В общей сложности 7 лет.
— Серьёзно. И гда там? Случайно не в Магдебурге?
— Сначала Лихен, потом Дрезден…
— Столица Саксонии, столица Саксонии… Цвингер, мадонна с младенцем, штаб 1-й танковой… Доводилось, доводилось… А я в Дебрецене — это Венгрия — служил. С 74-го по 79-й. В Германии был с короткими командировками, в основном, Магдебург. Наверное, и школу там заканчивали, если целых семь лет?
— Так точно, заканчивал там.
— Угу… потом, значит, институт — и вдруг флот…
— Ну, не совсем флот, — осторожно открещивался Никита, — штаб, штабная работа.
— Сейчас с армии больше когти рвут. Молодые — так пачками, — шутливая подозрительность в голосе. Помолчал. И уже с доверительной интонацией, словно делясь наболевшим:
— Линяют и ладно. К лучшему. Естественный отсев, называется. Остаются настоящие, приходят вот сознательные.
Вновь развилка в полуулыбке: то ли комплимент Никите — сознательному, то ли ирония: и верно, какая штаб служба? Отложил карточку. Посмотрел в распахнутое окно. А там словно рисунок ребенка — синий квадрат неба, солнце — глаз ломит, и ласточки крыльями-ножницами стригут. Тронул пальцем нос. Посмотрел на Растёбина с ласковой цепкостью, улыбнулся чутко, склонил голову набок.
— Вероятно, знаете, что стряслось?
— Не представляю.
— Вот как? Хм… ЧэПэ у нас. Мичман Мурзянов. Очередной с ним инцидент. Шалит ваш сосед. Все серьёзней с каждым разом шалит.
Лебедев перешёл к подробностям, поведав об утреннем происшествии. «Уважаемые люди пострадали. У генеральши чуть ли не инфаркт, врача пришлось… Сам генерал Еранцев в ярости, жаждет крови. В общем, каша заваривается. Скверно всё, навел ваш друг шороху».