Его мерзкий шантаж не стал для меня неожиданностью. Так всегда Виктор Женс и поступал, и теперь передо мной был прежний Женс, а не любезный старикашка, занятый рутинным медицинским чекингом или поглощением апельсинов вперемешку с кофе с молоком. Я уже привыкла ненавидеть его. И накануне внутренне подготовилась к этой встрече.
– Хорошо, я согласна, – прошептала я.
Меня переполняли злость и презрение к самой себе. Я понимала, что Женс хотел использовать меня как наркотик. Использование тренером наживки для собственного удовольствия являлось неким извращением, отступлением от нормы. Конечно, иногда такое случалось, хотя я не знала ни одной наживки, которая пошла бы на такое унижение добровольно. Но подумала: если мне удастся его подцепить, я смогу вытащить нужную мне информацию даже против воли Женса. Если он ведет грязную игру, я отвечу тем же.
Я осмотрела стену позади себя. Ту, что отделяла прихожую от гостиной. Там имелось зеркало в массивной раме и вычурной формы комод – вещи, пожалуй, излишне броские, но направленный мне в лицо свет нивелировал их, скрывая за моей же тенью. А презрение свое я использую в качестве барьера – для усиления эффекта.
Красота требовала дистанции: прикоснуться к ней – значит разрушить. Это одна из масок Воли. Ее суть – заставить твою добычу поверить в то, что ты недостижима. Степень воздействия Красоты возрастает по мере усиления твоей недостижимости и удаленности, насколько ты сможешь их изобразить. Ключ к ней содержит комедия «Двенадцатая ночь», в которой каждый персонаж влюблен или делает вид, что влюблен, в того, кто ему не подходит.
Женс молча ожидал начала представления. Я не могла следить за выражением его лица из-за света торшера, но представляла его улыбающимся, сутулым, пыхтящим, как старый волокита, заплативший звонкой монетой за скоротечное удовольствие. Это помогло создать дистанцию.
Первое, что я сделала, – отошла на несколько шагов и облокотилась о комод. Расслабила руки, слегка согнула колени и изобразила так называемое изменение состояния – открыла рот, резко выдохнула, а потом вдруг улыбнулась:
– Я верила, что знаю вас, профессор… Думала, что вы ученый, мудрец… Однако теперь вижу, что единственный ваш интерес – развлечения…
Я играла. Текст не имел значения, годился любой, и я импровизировала, используя холодный, издалека идущий голос, необходимый на начальном этапе Красоты.
– Хотите увидеть спектакль? – прибавила я. – Что ж, постараюсь угодить…
– Спектакль не отличается от правды, – прошептал Женс из темноты. – Я знаю, почему ты делаешь это. Ты знаешь, почему делаешь это. Никакого обмана. И ты так же хорошо знаешь, почему сегодня оделась именно так – в это трико, прозрачное с боков… – Его колени выдвинулись из темноты, и, говоря, он разглаживал руками мятые бирюзовые брюки. – Никогда-никогда до конца не понимала ты этого тонкого нюанса, Диана… Если ты притворяешься, а я в это