», – заявил он. Он так называл меня – «девочка». «Поглядим, что ты из себя на самом деле представляешь». И приказал делать все, что они велят: «Ты будешь смеяться. Или кашлять. Или гавкать, как собака. Или поцелуешь меня в губы – меня или Оксу. Или спустишь трусики и будешь танцевать…» Если я не буду стараться играть хорошо, сказал он, они будут по очереди избивать моих родных…
Я помолчала. Слезы наворачивались на глаза, как и слова, – горячие, трудные.
– Я попыталась. Включилась в игру. Мне было двенадцать, и я подумала, что это единственное, чем я могу хоть как-то помочь родителям и Вере… «А сейчас ты будешь смеяться, девочка», – командовал мужчина, и, если я смеялась не так, как ему хотелось, он бил маму… Он заставил меня танцевать. Петь. «Видно, что ты притворяешься», – говорил он и бил Веру по голове. «Ты притворяешься. Сделай это еще раз». Когда у папы не выдержало сердце и он умер, мама, несмотря на повязку на лице, принялась визжать, биться в истерике. Мужчина приставил к ее горлу нож и сказал, что, если она не замолчит, он ее убьет. Я ее умоляла: «Мама, притворяйся, и ты тоже притворяйся, пожалуйста!» Но мама все кричала и кричала, и он перерезал ей горло… – После очередной паузы я сказала: – Сосед услышал шум и позвонил в полицию. Это нас спасло – Веру и меня… Этих троих через несколько дней арестовали. Думаю, они до сих пор в тюрьме, но не знаю точно. Меня это не волнует.
Я почувствовала руку на своей руке, и это прикосновение вернуло меня к реальности. Открыла глаза – а там опять скатерть, а на ней бокалы и тарелки. Валье смотрел прямо на меня, не переставая поглаживать мою руку. Я уже решила, что он станет утешать, но он снова меня удивил:
– Этот человек был прав. Притворялась ты очень плохо.
Мурашки побежали по всему телу, и я поняла, что именно это мне и нужно было услышать, именно этого я и ждала долгие годы.
– Ты никогда не хотела притворяться, Диана. Ты делаешь это в память о своих родителях и ради своей сестры, но актриса из тебя плохая. Театр – это не твое. И теперь я понимаю, чего ты хочешь от меня: чтобы я помог тебе перестать притворяться. Ты хочешь вновь обрести свою искренность.
Я опять заплакала, но на этот раз было уже легче. Десерт мы заказывать не стали.
Я ждала этого, и оно наконец случилось при выходе из ресторана, когда последний из официантов, поклонившись, распахнул перед нами створки стеклянных дверей. Ночь была холодной, моросил дождь. Марио Валье замешкался, надевая пиджак, и я почувствовала, что его глаза впервые дали себе роздых и взгляд его спустился к моей маечке, прильнувшей к голой, без бюстгальтера, груди (я решила выйти из дома, оставив на себе наряд для Экспозиции, его дополняли узенькие черные трусики и туфли на каблуке), задержался там на мгновение, а потом он вновь посмотрел мне в глаза. Увидев его зардевшееся лицо, я поняла, что не мой бюст вывел его из равновесия, а «наркотик» – воспоминание о том, как я спровоцировала накануне своими жестами.