Мигель все еще не отказался от отчаянной попытки приободрить меня:
– Перфис говорят, вполне возможно, что это не Наблюдатель. Верина квартира под прикрытием, как ты знаешь, не входит в зону слежения.
«Но он мог проследить за ней до самого дома, если заметил ее в Цирке прошлой ночью», – подумала я. А еще он мог изменить стратегию или район поиска – под воздействием этого своего «сотрудника», о котором Женс думает, что это его сын. Как бы там ни было, я знала, что Мигель хочет внушить мне ложные надежды, как и я – Вере, утром этого же дня. Я ограничилась тем, что, не шевелясь, продолжила его слушать.
– Кроме того, даже при самом плохом сценарии Вера сможет стать той идеальной наживкой, которая выведет его из игры… Поверь мне, солнышко, все будет хорошо…
– Ладно. Спасибо.
Во время обучения мне приходилось выполнять и такие упражнения, которые не требовали ни ума, ни памяти, ни ловкости, ни физической силы или даже воли, чтобы осилить их. Требовалось только терпеть. Просто-напросто дать пройти времени – тик-так, тик-так, – и эта боль или наслаждение, нередко и то и другое сразу, в конце концов тоже проходят. И пока Мигель пытался меня утешить, я делала именно это. Я не думала о случившемся. Не изливала душу. Не сжимала зубы и не напрягала мускулы. Я всего лишь терпела, уставившись в потолок.
«А что теперь, девочка? А, знаю – теперь ты будешь смеяться».
Моя поездка в поместье представляла собой то же самое упражнение: жать на газ и терпеть. Я выехала в полдень, сыграв дома еще одну изматывающую маску Экспозиции. Потом приняла душ, уложила все, что решила взять с собой, спустилась на подземную парковку, села в машину, нажала на газ и, кажется, не отпускала педаль, пока не оказалась на месте. Как я доехала, в памяти практически не сохранилось. Серое небо, словно нехотя, время от времени сеяло морось. Сидя за рулем, я думала о Вере. Думала о ней почти час – все время, что заняла поездка.
Поместье располагалось километрах в восьмидесяти к юго-западу от Мадрида, за почти обезлюдевшим после взрыва атомной бомбы 9-N районом. Места эти мало пострадали от прямого воздействия ядерного взрыва, но из-за повышенного уровня радиации правительством было принято решение эвакуировать оттуда всех. Городские предместья, предприятия и сельхозугодья – опустело все. А когда непосредственная опасность миновала, владельцы так и не изъявили желания вернуться. Последовали иски о возмещении ущерба, возник даже амбициозный план реконструкции территории при поддержке Европейского союза, отложенный раз, потом другой – по причине бесконечных дебатов и различных превратностей электоральных игр. В результате, по прошествии нескольких лет после взрыва, эти земли превратились во что-то вроде огромного города-призрака с домами и фабриками в руинах, то есть более чем удобным местом для размещения и полностью закрытого от мира, и только что открывшегося заведения, в котором нуждался Женс, – великолепного монастыря для его юных послушников.