Снова проверка пульса, на этот раз – на шее. Расширяется щелка у нижнего края моей повязки. Какой-то червяк лезет под мой левый глаз. Вслед за пальцем – ослепительный блеск, какой-то скрип, и рывком снизу вверх повязка снята.
В глаза ударила белизна, полились слезы, но лицо мужчины, что склоняется надо мной, все яснее, все отчетливее.
Он.
– Привет, – говорит он.
Ни с чем не сравнить ощущение, которое испытываешь, видя перед собой монстра.
Я говорю не об официальных фотографиях, тиражируемых СМИ, которые пытаются показать нам, какими порочными или же обыденными они кажутся. Нет, я имею в виду видеть вживую, в их собственном мире, среди их вещей, в нескольких сантиметрах от своего лица.
Мне довелось их повидать, и, какими бы различными они ни казались, у всех есть общая черта. Она так же заметна, как рот, нос или глаза. Ни одному актеру ни в одном фильме о психопатах не удалось ее воспроизвести. Это – непередаваемо.
Речь вот о чем: монстр тебя никогда не видит.
Он может смотреть на тебя или не смотреть, может говорить с тобой или молчать, презирать тебя или быть заинтересованным, смеяться над твоими шутками или плакать вместе с тобой. Не важно, что он делает или на что направлен его взгляд, но он никогда тебя не видит. И когда ты смотришь на монстра в первый раз в жизни, именно это бросается в глаза. Для этого чудовища ты – невидимка.
Не знаю, почему так. Я не исследователь. Женс полагал, это оттого, что они полностью погружены в свой псином. Живут, обращенные к нему. Как будто их глаза расположены по-другому: черные зрачки направлены в темную глубину черепа, а глазное яблоко, которое ничего и не видит, – наружу. Это нечто очень странное и – каждый раз, когда я это ощущаю, – приводит в состояние ступора, потому что я думала: все, что есть на лице, все, что на тебя смотрит, говорит и улыбается, это – человеческое.
Но есть исключения.
Я смотрела на лицо этого мужчины не более секунды, но успела понять. Это он. Все остальное – весьма банальные детали: лет примерно сорока, кряжистый, лицо широкоскулое, волосы темно-каштановые. Он мог бы сойти за постаревшего рок-идола или университетского профессора – из тех, по кому сходят с ума студентки. На нем черные рубашка и брюки, коричневые ботинки «Кампер». На большом и среднем пальцах левой руки – простые кольца.
Но мне ни капли не было интересно, на кого он похож, – это был Наблюдатель.
И еще я ощутила его желание. Свирепое желание, обращенное на меня, сравнимое по силе лишь с одним – моим страстным стремлением его уничтожить.
Мы оба, терзаемые жаждой другого, смотрели друг на друга в упор.