Она уклонялась от меча снова и снова. Каждый удар ощущался ближе, Вася едва успевала вдохнуть. Марья сидела неподвижно. За миг до того, как меч опустился в последний раз, Вася нашла на Маше кулон, тяжелый и холодный, под блузкой девочки. Вася сорвала его, металл порезал ее ладонь и горло девочки. Она бросила кулон в лицо чародея. Он попал с плеском золота и красного света, а потом упал, разбитый, на пол.
Касьян смотрел на него, а потом с потрясением взглянул на Васю.
Он отшатнулся. Его лицо начало меняться. Годы летели, словно пробили дамбу. Он вдруг стал тощим стариком с красными глазами. Они стояли не в логове чародея, а в пустой мастерской княгини московской, пыльной и пахнущей мокрой шерстью и женщинами. Внутренняя дверь была заперта.
— Стерва! — проревел Касьян. — Гадина! Ты посмела? — он наступал, но теперь спотыкался. Он уже не был защищен, а Вася не забыла дни под деревом с Морозко. Она уклонилась от его дрожащей руки, встала перед ним и вонзила кинжал между ребер.
Касьян закряхтел. Кричал призрак. Чародей не кровоточил, но бок Тамары истекал кровью там, где Вася ранила Касьяна.
Призрак согнулся и рухнул на пол.
Касьян выпрямился, не раненый, и наступал снова, скаля зубы, древний и не убиваемый. Вася подняла с усилием Марью и пятилась к двери. Марья шла с ней, дрожа, ее шаги снова были живыми, хотя молчала, и ее глаза были как у девочки в кошмаре. Ребра Васи, казалось, пронзают кожу с каждым шагом. Касьян все еще был с мечом.
— Некуда идти, — прошептал Касьян. — Ты не можешь меня убить. И город горит, убийца. Ты останешься в башне, пока твоя семья горит.
Он увидел ее лицо и рассмеялся. Его пустая яма рта широко раскрылась.
— Ты не знала! Глупо не знать, что будет, если выпустить жар — птицу.
Вася услышала низкий рев снаружи, словно миру пришел конец. Она подумала о полете жар — птицы над деревянным городом ночью.
«Я должна убить его, — подумала она, — даже если это будет последним, что я сделаю», — Касьян снова наступал, подняв меч. Вася оттолкнула Марью и уклонилась от меча.
Слова Дуниной сказки зазвучали в ее голове:
«Кощей Бессмертный прячет свою жизнь в игле в яйце, а яйцо в утке, а утку в зайце…».
Но это была лишь сказка. Тут не было иглы или яйца…
Мысли Васи словно остановились. Тут была только она. И ее племянница. И бабушка.
«Ведьмы, — подумала Вася. — Мы видим то, что другие не могут, и делаем увядшее настоящим».
И Вася поняла.
Она не мешкала. Она бросилась на призрака. Одна ладонь впилась в вещицу, которая точно висела там на горле серого существа. Это был когда — то камень, он напоминал в руке кулон Марьи, но был хрупкий, как скорлупа яйца, словно годы и горе выели его изнутри.