— Зачем вырезать из дерева? — спросила она, — если ты руками делаешь чудеса изо льда?
Он поднял взгляд.
— Бог с тобой, Василиса Петровна, — сказал он с иронией. — Разве так начинают утро? Я вырезаю из дерева, потому что вещи, на которые ушли силы, реальнее тех, что созданы одним желанием.
Она замерла, обдумывая это.
— Ты спас мою жизнь? — спросила она потом. — Снова?
Короткая пауза.
— Да, — он не отрывал взгляд от работы.
— Почему?
Он наклонял вырезанную птицу в стороны.
— А почему нет?
Вася смутно помнила нежность, свет, огонь и боль. Их взгляды пересеклись над огнем.
— Ты знал? — осведомилась она. — Знал. Снежная буря. Это точно был ты. Ты все время знал? Что на меня охотились, что мне было плохо в пути, но пришел лишь на третий день, когда я уже не могла передвигать ноги…
Он дождался, пока она утихнет.
— Ты хотела свободы, — ответил он. — Хотела посмотреть мир. Теперь ты это ощутила. Теперь ты знаешь, как умирать. Тебе нужно было знать.
Она недовольно молчала.
— Но, — закончил он, — теперь ты знаешь, и ты не мертва. Лучше вернись в Лесную землю. Эта дорога — не место для тебя.
— Нет, — сказала она. — Я не вернусь.
Он отложил дерево и нож и встал, его глаза сверкнули гневом.
— Ты думаешь, я хочу тратить дни, чтобы следить за твоими глупостями?
— Я не просила тебя о помощи!
— Нет, — парировал он. — Ты была занята. Ты умирала!
Умиротворение в ней пропало. У Васи ныло все тело, и она была живой. Морозко смотрел на нее сияющими глазами, злой, не менее живой, чем она.
Вася встала на ноги.
— Откуда мне было знать, что меня найдут в том городе? Что будет охота? Это была не моя вина. Я еду дальше, — она скрестила руки.
Волосы Морозко были спутанными, сжала и опилки были на пальцах. Он казался сердитым.
— Люди жестоки и необъяснимы, — сказал он. — Я научился на своем опыте, а теперь и ты. Ты повеселилась. Чуть не погибла от этого. Иди домой, Вася.
Они стояли, и она видела его лицо без мерцания жара между ними. В его виде снова было небольшое отличие. Он менялся, и она не могла…
— Знаешь, — сказала она под нос. — Ты похож на человека, когда злишься. Я не замечала.
Она не ожидала его реакции. Он замкнулся, похолодел, снова стал отдаленным королем зимы. Он изящно поклонился.
— Я вернусь к ночи, — сказал он. — Огонь продержится день, если останешься здесь.
Ей казалось, что она ранила его, и она не понимала, что такого сказала.
— Я…
Но он уже уехал на кобылице. Вася моргала у огня, злая и ошеломленная.
— Колокольчик, — сказала она Соловью. — Как на санях. Так мы будем знать, что он идет.
Конь фыркнул и сказал: