«Я рад, что ты не мертва, Вася».
Она снова подумала о демоне холода.
— Как и я.
«Сможешь сделать кашу?» — с надеждой добавил конь.
* * *
Недалеко — или очень далеко, смотря как измерять — белая кобылица отказалась бежать дальше.
«Я не хочу бежать по миру, чтобы тебе стало легче, — сообщила она. — Слезай, или я тебя сброшу».
Морозко спешился, настроение его было жутким. Белая кобылица склонила голову и искала траву под снегом.
Он не мог ехать, так что расхаживал по земле, тучи прибыли с севера и сыпали на них снегом.
— Она должна была уехать домой, — рычал он в пустоту. — Она должна была устать от глупостей, уехать домой с кулоном и дрожать иногда, вспоминая демона холода и свою юность. Она должна была родить девочку, чтобы та носила кулон дальше. Она не должна была…
«Очаровать тебя, — закончила лошадь, не поднимая голову. Ее хвост хлестал по бокам. — Не притворяйся. Или она притянула тебя к человечности настолько, что ты стал лицемером?».
Морозко застыл и посмотрел на лошадь, щурясь.
«Я не слепа, — говорила она. — Я вижу и двуногих. Ты сделал тот камень, чтобы не пропасть. Но это зашло слишком далеко. Это делает тебя живым. Заставляет хотеть того, что ты не получишь, чувствовать то, что ты не понимаешь, и ты раздражен и испуган. Лучше оставить ее судьбе, но ты не можешь».
Морозко сжал губы. Деревья вздохнули над головой. Его гнев вдруг покинул его.
— Я не хочу угасать, — выпалил он. — Но и не хочу жить. Как может бог смерти быть живым? — он замолчал, его голос переменился. — Я мог позволить ей умереть, забрать сапфир и попробовать снова, чтобы помнить другую. Есть другие в этом роду.
Уши кобылицы дернулись.
— Нет, — резко сказал он. — Я не могу. Но каждый раз рядом с ней связь укрепляется. Разве бессмертные знают, как это — считать свои дни? Но я ощущаю, как пролетают часы, когда она рядом.
Кобылица ткнулась носом в глубокий снег. Морозко расхаживал.
«Отпусти ее, — тихо сказала кобылица за ним. — Пусть найдет свою судьбу. Ты не можешь любить и быть бессмертным. Не доходи до этого. Ты не человек».
* * *
Вася не уходила в тот день из — под ели, хоть и собиралась:
— Я не поеду домой, — сказала она Соловью с комом в горле. — Я в порядке. К чему медлить?
Под елью было тепло, огонь весело трещал, а ее тело все еще ощущалось слабым. И Вася осталась, сварила кашу, а потом суп из сушеного мяса и соли из сумки. Она хотела бы, чтобы были силы разделать зайцев.
Огонь горел ровно, добавляла она дерево или нет. Она не понимала, как не таял снег сверху, почему под елью все не окутывал дым.
«Магия, — беспокойно подумала она. — Может, и я смогу ей научиться. И тогда я не буду бояться ловушек или преследования».