Снег посинел вечером, и огонь стал ярче мира снаружи. Вася подняла голову и увидела Морозко, стоявшего в кольце света.
Вася сказала:
— Я не поеду домой.
— Это, — парировал он, — очевидно, хоть я и старался. Хочешь ехать сразу ночью?
Холодный ветер ударил по ветвям ели.
— Нет, — сказала она.
Он кивнул и сказал:
— Я разведу костер.
В этот раз она следила, когда он прижал ладонь к дереву, кора и ветвь стали сухими под его ладонью и обвалились. Она не знала, что он делал. Сначала дерево было живым, а потом стало хворостом. Ей хотелось отвести взгляд от его почти человеческой руки, что делала то, чего человек не мог.
Огонь заревел, Морозко бросил Васе мешок из кожи зайца, а сам пошел к белой кобылице. Вася поймала мешок рефлекторно, пошатнулась: он был тяжелее, чем выглядел. Она развязала его и увидела яблоки, каштаны, сыр и буханку черного хлеба. Она чуть не завопила от радости.
Морозко вернулся под ель и увидел, как она разбивает орехи ножом, жадно вытаскивает ядра грязными пальцами.
— Вот, — сказал он натянуто.
Она вскинула голову. Большой очищенный заяц свисал с его изящных пальцев.
— Спасибо! — вежливо воскликнула Вася. Она схватила тушку, нанизала и повесила над костром. Соловей любопытно заглянул под ель, обиженно посмотрел на нее при виде жарящегося мяса и пропал. Вася не обратила внимания, она жарила хлеб, пока ждала мясо. Хлеб потемнел, и она грызла его горячим, сыр стекал по его бокам. До этого она не ощущала голод, ведь почти умирала, но теперь тело напомнило ей, что горячая еда в Чудово была давно, а холодные дни превратили ее в кожу да кости. Она голодала.
Когда Вася смогла отдышаться, облизывая крошки с пальцев, заяц был почти готов, и Морозко удивленно смотрел на нее.
— От холода возникает голод, — объяснила она без надобности, ощущая себя бодрее, чем до этого.
— Знаю, — ответил он.
— Как ты убил зайца? — спросила она, крутя мясо жирными руками. Почти готово. — На нем нет следов.
Огонь плясал в его хрустальных глазах.
— Я заморозил его сердце.
Вася поежилась и больше не спрашивала.
Он не говорил, пока она ела мясо. Она села и еще раз поблагодарила, хоть и добавила:
— Если бы ты хотел меня спасти, можно было сделать это до того, как я оказалась при смерти.
— Ты все еще хочешь путешествовать, Василиса Петровна? — он ответил только этим.
Вася подумала о лучнике, свисте стрелы, грязи на коже, холоде, ужасе заболеть в одиночестве в глуши. Она подумала о закатах и золотых башнях, о мире, не ограниченном деревней и лесом.
— Да, — сказала она.
— Хорошо, — Морозко помрачнел. — Наелась?