— Да.
— Вставай. Я научу тебя сражаться ножом.
Она уставилась на него.
— От болезни слух пропал? — рявкнул он. — На ноги. Хочешь путешествовать, лучше уметь защищаться. Нож не отразит стрелы, но порой он полезен. Я не буду все время бегать по миру, спасая тебя от глупости.
Она неуверенно встала. Он потянулся наверх, сорвал сосульку с ветки. Лед стал мягче, менял форму в его руке.
Вася голодно смотрела, желая тоже творить чудеса.
В его пальцах сосулька стала длинным кинжалом, твердым и идеальным. Клинок был изо льда, рукоять — хрустальной. Холодное бледное оружие.
Морозко протянул его ей.
— Но… я не… — лепетала она, глядя на сияющий кинжал. Девочки не трогали оружие, кроме ножа на кухне или топорика для дров. И нож изо льда…
— Теперь да, — сказал он. — Путница, — огромный голубой лес был тихим, как церковь под луной, черные деревья поднимались к небу, сливаясь с тучами.
Вася подумала о братьях, как они учились владеть луком или мечом, и ей было странно ощущать себя такой.
— Держать нужно вот так, — сказал Морозко. Его пальцы накрыли ее, поправляя хватку. Его ладонь была ледяной. Она вздрогнула.
Он отпустил ее и отошел, лицо не изменилось. Кристаллы льда блестели в его темных волосах, похожий нож лежал в его ладони.
Вася сглотнула, во рту пересохло. Кинжал тянул руку к земле. Лед не был таким тяжелым.
— Вот так, — сказал Морозко.
В следующий миг она сплевывала снег, руку жгло, кинжал не было видно.
Она искала осколки, уверенная, что он разбился. Но он лежал целым, невинный и опасный, отражал свет огня.
Вася осторожно схватила его, как он показал ей, и попробовала снова.
Она пробовала много раз за долгую ночь, на следующий день и следующую ночь. Он показывал, как повернуть другое лезвие своим, как ударить кого — то внезапно разными способами.
Она была быстрой, как выяснилось, легко двигалась, но у нее не было силы воина. Она быстро уставала. Морозко был беспощаден, он двигался как ветер, его клинок попадал всюду без усилий.
— Где ты научился? — охнула она, подув на ноющие пальцы от падения. — Или сразу знал?
Он не ответил, а протянул руку. Вася поднялась сама.
— Научился? — тогда сказал он. В его голосе была горечь? — Как? Я был таким, я не менялся. Люди давно представили меч в моей руке. Боги пропадают, но не меняются. Попробуй снова.
Вася подняла кинжал и молчала.
Первой ночью они остановились, когда рука Васи задрожала, и клинок выпал из онемевших пальцев. Она склонилась, задыхаясь, тело болело. Лес трещал во тьме за светом костра.
Морозко взглянул на костер, и огонь стал выше, заревел. Вася благодарно опустилась на ветки и грела ладони.