Даже не взглянув на умиравшую от любопытства Машеньку, он спустился по лестнице вниз, завел мотоцикл, вскочил в седло, с ревом развернулся под окнами редакторского кабинета и, напугав до смерти белую курицу, с перепугу залетевшую в раскрытое окно бухгалтерии, умчался прочь.
Лобанов, видевший из окна всю эту картину, заметил:
— Укатил куда-то и даже заведующего не поставил в известность…
— Послушай, Константин Михайлович, — обратился редактор к ответственному секретарю. — Волков уже давно лишь числится в отделе информации. А что, если мы его прикрепим к тебе в секретариат? Спецкором, а? Дядя Костя почесал пальцем белую бровь, хмыкнул, пожевал губами и, не поднимая глаз от макета, проворчал:
— Давно надо было это сделать. А Сергееву передадим двух практикантов из промотдела.
В комнате запахло выхлопными газами, оставленными мотоциклом. Погладив припухшую щеку, Голобобов сказал:
— Зря ты, Тимофей Ильич, затеял это выяснение с женой… На парне лица не было, когда уходил.
— Мы его в феврале в партию будем принимать, — внушительно сказал Лобанов. — И наш долг сейчас вправлять ему мозги.
— Милиции будем отвечать? — спросил Пачкин. Голобобов взял со стола бумагу, повертел в руках и, разорвав на четыре части, бросил в корзину.
— Может, действительно вырвать? — мучительно сморщившись, сказал он, глядя прямо перед собой.
— Наш долг вырывать недостатки с корнем, — заметил Лобанов.
Пачкин, больше не сдерживаясь, громко прыснул. Даже дядя Костя закашлялся в кулак.
— Вы свободны, товарищи, — сказал Голобобов. Ему было не до смеха.
5
Хорошенькая белокурая стюардесса, туго, будто кокон, обтянутая светло-серым форменным костюмом, приятным голосом сообщила, что московский экипаж приветствует пассажиров на борту самолета ТУ-104. Лайнер летит на высоте девять тысяч метров с крейсерской скоростью восемьсот километров в час. Температура за бортом самолета минус пятьдесят четыре градуса. Глядя из иллюминатора на сверкающие облака, трудно было поверить, что снаружи такой зверский холод. На девятикилометровой высоте солнце не отбрасывало лучей. Большой белый шар.
Плотная толстая прослойка облаков начисто отрезала самолет от земли. Можно было подумать, что ТУ летит над Северным Ледовитым океаном. И внизу не облака, а снежная равнина с замороженными торосами и айсбергами. Кое-где снежный покров избороздили голубые трещины.
Сергей сидел возле иллюминатора, Лиля — рядом. Двухлетний Юрка то и дело сползал с его коленей и все норовил выбраться в проход и погулять по самолету. Сергей не возражал, но Лиля не отпускала сына далеко. Юрка что-то недовольно бубнил, из-за ровного мощного гула двигателей его было не слышно. Лицо у Лили напряженное, одной рукой она вцепилась в плечо мужа. Лиля боялась летать и отчаянно трусила. Она даже разговаривать не могла и на все вопросы отвечала односложно. И к окну она не села потому, что от кого-то слышала, мол, если иллюминатор треснет, то сидящего у окошка в мгновение ока выбросит наружу.