Сергей уже собирался слезать с крыши, когда услышал совсем близко знакомые голоса: Лилин и Николая Борисовича. Очевидно, они сели на скамейку, что рядом с голубятней. Первым его движением было встать и спуститься вниз, но, услышав слова тестя, Сергей раздумал.
— Дело прошлое, — говорил Земельский, — но зря ты со мной не посоветовалась, когда замуж выходила. Не нравится мне твой муж…
— Поверь, папа, он хороший парень, но…
— Кстати, где он?
— Гонял голубей, а потом, наверное, пошел прогуляться.
— Он опять был в моем кабинете, я ведь просил тебя…
— Сергей там не работал. Может быть, бумагу взял.
— Что он там чиркает все время?
— Заканчивает повесть о своем детстве.
— И ты веришь, что из этого будет какой-нибудь толк?
— Папа, он очень способный человек. Об этом говорят все.
— Я не верю в это. — И после длительной паузы: — Ты любишь его?
— Последний год мы часто ругаемся… Иногда мне кажется, что я ненавижу его. Он бывает вспыльчивым, грубым…
— А как к сыну относится?
— Я не скажу, что Сергей очень нежный папаша, но любит его. В их семье не принято открыто проявлять свои чувства.
— Послушай, что я тебе скажу. Вы с ним совершенно разные люди и не подходите друг к другу…
— Об этом мне уже многие говорили…
— Ну вот, видишь! Я не верю в вашу совместную жизнь. Чем скорее вы расстанетесь, тем будет лучше. По крайней мере, для тебя.
— А как же сын?
— Об этом не беспокойся. Если понадобится, мы возьмем мальчишку к себе и воспитаем. Ты молода, красива и найдешь себе прекрасного мужа. Но расставаться нужно немедленно. Потом будет поздно. Семейная жизнь — это болото, которое может засосать, и тогда уже никакими силами не вырваться. Я понимаю, ты привыкла к нему, вас сын связывает, но надо все рвать. Сейчас это сделать легче и проще, чем потом. Юра еще маленький и ничего не понимает. Сейчас для него потеря отца — мимолетная неприятность, а потом сыну даже с плохим отцом будет трудно расстаться.
— Может быть, все у нас наладится, — помолчав, сказала Лиля, но в голосе ее особой уверенности не было.
— Я мог бы для вас многое сделать. Ты знаешь, для своих я ничего не жалею, но запомни: пока ты с этим человеком, я палец о палец не ударю, чтобы тебе помочь.
— Неужели из-за этого фельетона…
— Я долго присматривался к нему. И этот фельетон раскрыл все карты… Это не наш человек. Больше я ему никогда и ни в чем не доверюсь. Он из того рода-племени, которое я ненавижу. Дело совсем не в фельетоне. Ну, не хочет писать и не надо, хотя я и не понимаю этой наивной принципиальности. Ради родных, близких людей можно поступиться и своими принципами… Надеюсь, жизнь его еще научит и он со временем поймет, что такая твердокаменная принципиальность граничит с глупостью. Стоит ему оступиться, — а это не исключено, — и на работе, и в городе от него все быстро отвернутся, вот тогда он вспомнит про родственников… Человек, который не может ладить с близкими, и на работе невыносим. Как к нему относятся в редакции?