Он не похоронил своих героев. Поступил с ними еще более жестоко: предал кремации… Здесь же, в бывшем процедурном кабинете, нашел вытяжной шкаф с дымоходом, немного напоминающий коптильню для рыбы. Сергей попросил у куривших на лестничной площадке больных спички, вернувшись, закрыл дверь и в вытяжном шкафу одну за другой сжег все двести шестьдесят страниц своей рукописи…
Он слышал, что в дверь стучат. Однако открыл, когда догорал последний лист. На пороге возникла рассерженная Альбина. Морща нос, она втягивала в себя пахнущий гарью воздух.
— Ты что тут пожар устроил?! — накинулась она на него. — Больные пришли и сказали, что в коридоре пахнет дымом… — Она вертела круглой головой в белой шапочке. — Что ты тут жег?
— Почтим память безвременно погибших минутой молчания, — без улыбки сказал Сергей и выпрямился, руки по швам, как это всегда делают в подобных случаях.
Но Альбина была слишком рассержена, чтобы докапываться до истины и понять его. Поджав губы и блестя на него очками, жестяным голосом потребовала:
— Ключ, — и руку протянула.
Сергей отдал ей ключ. Больные с любопытством по очереди заглядывали в кладовую, но, обнаружив, что никакого пожара нет, уходили…
— Больше не получишь, — отрезала Альбина, отступая с дороги, чтобы он смог пройти к двери.
— Все в порядке, Альбина, — сказал он. — Да не хмурься ты, чудачка, тебе это не идет… — И, невесело улыбнувшись, вышел из комнаты.
Они бродили с Наташей по больничному парку, слушая голоса птиц. Днем в парке трезвонили синицы, воробьи, мухоловки. Из ближнего соснового бора наведывались трясогузки. Степенно разгуливали по узким дорожкам и, весело поблескивая черными точечками глаз, наперебой пускали нежные трели.
Солнце с трудом пробивалось сквозь молодую листву. В траве потрескивали кузнечики. А солнечные полянки меж деревьями были такими яркими и свежими, что хотелось броситься на траву, перевернуться на спину и смотреть до одури в знойное фиолетовое небо.
Несмотря на хорошую погоду, на душе у Сергея было тревожно: сжег рукопись, а теперь вот терзался, правильно ли сделал. Ведь в конце концов он все-таки журналист и отлично знает, что заготовки всегда рано или поздно могут пригодиться, — можно было потом снова вернуться к роману, что-то использовать из написанного… А с другой стороны, он теперь освободился от него навсегда. К черту роман! У него есть повесть, которую нужно переделывать…
Разговора с Наташей тоже не получалось. Да и не только потому, что у него такое настроение: в последнее время он вообще не мог с ней разговаривать. Какая-то резкая стала, отчужденная. Вот идет рядом, ростом немного ниже его, длинные светлые волосы спускаются на спину. Профиль острый, ресницы длинные, тонкий красивый нос. Интересная девчонка, ничего не скажешь. Принесла коробку с продуктами: компот, печенье, два огромных апельсина — где она в это время их раздобыла?..