— Мы все готовы задушить его… в братских объятиях, — грубовато сострил Рыбаков и первым рассмеялся.
Машенька, приоткрыв рот, обвела всех круглыми глазами и, запинаясь, пробормотала:
— Но ведь я собственными глазами видела…
— Что ты видела? — сверкнул на нее очками Володя. — Как Сергей его обнимал? Нехорошо, Машенька, подглядывать…
— Они два месяца не виделись, вот Сергей и расчувствовался… — ввернул Павел Ефимович.
— Я ничего не видела, — сообразила наконец Машенька. — А как же полоса? Ее надо подписывать…
— Давай сюда, — протянул руку Султанов. — Сегодня я дежурный по номеру.
— Так не забудь: ты ничего не видела, — сказал Володя Сергеев.
Когда Машенька ушла, Рыбаков покачал головой:
— Неужели он ему врезал? Ну и дела!..
— Я, пожалуй, пойду посмотрю… — сказал Володя Сергеев и выскочил из комнаты. Обогнав в коридоре Машеньку, приоткрыл дверь редакторского кабинета и заглянул: Сергей действительно вытащил заместителя редактора из кресла и держал за отвороты пиджака.
— …Не будь ты таким ничтожеством, я набил бы тебе морду… — услышал Володя. — Теперь я верю, что ты не одного честного человека подвел под обух… И откуда только такие гниды берутся!..
Володя осторожно прикрыл дверь и встретился глазами с Машенькой. У той от любопытства и волнения выступил румянец на круглых щеках.
— Ну что? — спросила она. — Что там происходит?
— Все в порядке, — улыбнулся Володя. — Мирно беседуют… А ты панику подняла! — И, уже уходя из приемной, прибавил: — Ты, пожалуйста, не мешай им… А впрочем, сходи к курьерше, попроси пару стаканов чаю и отнеси им… Не знаю, как Сергей, а Тимофей Ильич с удовольствием подкрепится…
А в кабинете происходило вот что. Лобанов молчал. Длинная жилистая шея у него побагровела, а лицо, наоборот, стало серым. Глаза моргали, нижняя губа подергивалась. Он хотел что-то сказать и не мог, только кадык двигался вверх-вниз. И у Сергея вдруг пропала вся злость. Перед ним стоял и дрожал от страха жалкий человечек. Пестрый галстук сбился в сторону, от сорочки отлетела пуговица. Ударь его Сергей, и он все так же смотрел бы на него и моргал.
Сергей разжал пальцы, и Лобанов тяжело плюхнулся на редакторское кресло. На узком лбу его выступила испарина. Пальцы зашарили по столу — глаз он не отрывал от Сергея, — нащупали скрепку и стали разгибать ее. Ногти аккуратно подстрижены, на фалангах редкие рыжие волосины, большие пальцы короткие и расплющенные. Разогнув скрепку, Лобанов принялся за вторую. В лице его что-то дрогнуло, и он тихо сказал:
— Я этого так не оставлю. Сообщу в партбюро.