– Хорошо, вам не нужен шум?
– Совсем не нужен. Там столько деликатных моментов, – ответил Чащин.
– Понятно. Я постараюсь вам помочь. Я постараюсь уговорить людей. Но с одним условием.
– С каким? – ухмыльнулся Чащин.
– Все они должны остаться в центре. Понимаете? Они не должны уехать в какое-нибудь Строгино.
– Чем Строгино плохо? – обиделся за район Чащин.
– Всем. Там живет мать, которая меня бросила.
Последнюю фразу Наташа произнесла без какого было умысла. Она просто уже устала, хотела есть, у нее кружилась голова. И она понимала, что в этом кабинете – последняя надежда хоть что-то сохранить. «Понятно, что дело решенное. Они не остановятся ни перед чем. И всех расселят наобум. Как проще, дешевле, а потому куда подальше. Но Чащину не нужен этот шум. Он боится. Причем всего. И жителей, и бандитов, и городского начальства. Надо этим воспользоваться и хоть что-то выторговать», – подумала Наташа.
– Понимаете, там люди ни перед чем не остановятся. Их довели. Произволом, враньем, угрозами, покушениями. Ведь был пожар, там есть пострадавшие. Я вам не буду врать. Я все знаю. И дом не самый маленький. И место в Москве известное. Резонанс будет.
– А если переселят в пределах Садового кольца, не будет шума? – ехидно спросил Чащин.
– Будет. Но не такой. И быстро сойдет на нет. Люди начнут готовиться к переезду. Они не почувствуют себя такими ущемленными. Ограбленными.
– Ну не знаю. В фонде не так уж много хороших мест.
– Поищите, а я со своей стороны попробую горячие головы остудить. А то вчера письмо Ельцину сочиняли. А невестка одной из соседок в его приемной работает. Не бог весть какое место занимает, но в системе. Сами понимаете.
– Ладно. Буду думать, – недовольно пробурчал Чащин. Впрочем, торговаться с «городом» из-за квартир в центре лучше, чем оправдываться перед бандитами и стоять на ковре у вышестоящего начальства.
– Когда позвонить? Или лучше прийти.
– Нет, нет, звоните. Кстати, как фамилия?
– Северцева. Наталья Северцева.
– Это – по мужу? – по-дурацки спросил Чащин, опять напрягая память.
– Нет, я оставила себе свою фамилию, – улыбнулась она.
Дома Наташа никому ничего пока не рассказала. Во-первых, она не верила в успех. Во-вторых, сама себе удивляясь, испугалась мужа. Она боялась, что он отругает за рискованное в ее положении мероприятие. И за то, что она вмешалась в «благородное дело борьбы». И не только вмешалась, но и за спинами всех жильцов, по сути, предложила соглашательский вариант. До Наташи доходили слухи, что кое-кому предлагали варианты выгодного обмена, но эти стойкие люди благородно отказались. У всех в памяти был первый серьезно пострадавший – одинокий старик Лунев. И соседская дружба, такая в быту переменчивая, в серьезном вопросе оказалась крепкой. По дороге домой Наташа мучилась сомнениями, но в глубине души жила уверенность в правильности этого практичного поступка.