Папиного лица я почти не помню, но оказалось, что и незачем. Достаточно просто посмотреть в зеркало. Ну конечно же, из нас двоих именно я должен был вырасти похожим на него.
Моя мать едва могла взглянуть на меня.
Все сожженные в саду фотографии вернулись мучить ее, воплощенные в моем лице.
Внутри воющей человеческой капсулы, в ревущем туннеле гладкого белого пластика слишком покойно. Слишком много времени наедине с собой.
Неужели нельзя как-то придумать, чтобы МРТ-сканеры не были так похожи на гробы?
Прошлой ночью мне не снилась Мария. Я проснулся только утром, чувствуя теплую наготу Бекс у себя под боком. Счастье давно не навещало меня, но этим утром оно прошло поблизости.
Две жирные дорожки кокаина манили меня из ванной. Одним взмахом ладони и одним поворотом крана я смыл все в сток. Я сразу почувствовал укол сожаления, знакомый всем наркоманам, но я даю себе слово исправиться. Пора смотреть на мир трезво. Хватит сворачивать на легкую тропу.
Так я тут и очутился, с тревожной кнопкой в виде резиновой груши в руке. Следуя предписаниям доктора. Отчаянно желая отмести малейшую возможность, что что-то не так с моим мозгом. Но сканирование непросто перенести человеку, который предпочитает забывать. Здесь мне, охваченному кокаиновой ломкой, только и остается, что вспоминать о плохом и думать о смерти. Вина. Стыд.
Прошлое лето. Алистер все более выходит из себя с каждым новым сообщением на автоответчике.
«Джек, мне кажется, тебе стоит мне перезвонить».
«Джек, не знаю, чем ты занят, но нам нужно поговорить».
«Джек, да что с тобой?!»
Электронным письмам от него нет конца. Я пропускаю их мимо и только некоторые пробегаю вялым кетаминовым взглядом; стремительным кокаиновым взглядом; сонным накуренным взглядом с обратной стороны космоса.
Удалить, удалить, удалить.
Я только рад отвлечься на мягкий голос медсестры. Она говорит мне в наушники оттуда, из мира живых:
– Вы почувствуете легкую царапину на тыльной стороне ладони. Это просто оцифровка сигнала, о чем мы предупреждали.
Если есть ад на земле, он полон запертыми в гробах людьми, которых бросили наедине со своими мыслями и худшими воспоминаниями.
Моя мать сидит за реечным деревянным столом. Дрожащей рукой зажигает сигарету.
Я веду машину под проливным дождем. Алистер орет что есть силы.
Мне в вену вонзается иголка, и я начинаю паниковать от какофонии внутри этой гробницы. Я хочу стиснуть грушу. Хочу потрогать зажигалку, но зажигалка в кармане пиджака, который меня попросили снять.
Наверное, медсестра замечает мои дергающиеся беспокойные ноги, потому что в мои уши возвращается ее голос: