ЧЕСТЕЙН: А ты тот еще фрукт, ты в курсе? Насмехаться над верующими, называть их идиотами, унижать их. А сам-то улыбаешься до ушей, но не можешь найти то, что у них уже есть.
ДЖЕК: Да.
ЧЕСТЕЙН: Ты трус, ты слабак, ты эгоистичный кусок дерьма.
ДЖЕК: Да. (Пауза.) Я снова могу нормально говорить. Все получилось, Ая ушла?
ЧЕСТЕЙН: Похоже на то. Мы по камешку разобрали твои психологические барьеры, Джек. Добрались до твоей сути и выпотрошили твое эго, чтобы Ае больше не за что было зацепиться. Дословная транскрипция этого разговора непременно должна быть включена в книгу, ты понял?
ДЖЕК: Ты что же, мстишь мне, Шерилин? Впрочем, я бы не стал тебя винить.
ЧЕСТЕЙН: Если бы я хотела мести, Джек, я бы сидела в Окленде и наслаждалась первоклассным куни.
(Запись обрывается.)
Вокруг запястий очерчены бескровные дорожки кожи. Эти отметины, оставшиеся на память от веревок, цветочки по сравнению с кроулианскими порезами. А суммарная боль всех моих ран, в свою очередь, цветочки по сравнению с тем, что мне еще предстоит.
Вернулась Шерилин с бинтами и пластырями. Они покрывают половину моего туловища. Дамы так спешили обездвижить меня, что оставили меня обнаженным. Их можно понять.
Корча гримасы, я натягиваю майку и остальную одежду, разбросанную вокруг. Меня переполняет какое-то чужеродное чувство – кажется, это то, что называют благодарностью. Прилив благодарности этим двум ангелам, которые вытащили меня на свет из темной пещеры.
Но когда я обнимаю Шерилин, она застывает, как окоченевший труп, и быстро отстраняется. Бекс едва смотрит на меня, не то что не идет на физический контакт. Я неловко приобнимаю ее, но она отступает на шаг назад и поднимает руки ладонями вперед. Ее руки трясутся, но голос – тверд.
– Джек, я не хотела иметь с тобой ничего общего еще до того, как ты пытался меня убить.
Слава богу, она понимает, что я был не в себе, точнее, не в нормальном своем состоянии, и говорит, что не станет подавать на меня в суд.
О боже.
Ховитц.
Воспоминание об убийстве такое туманное… Я почти готов поверить, что мне все приснилось. Но я приоткрываю дверцу шкафа, совсем чуть-чуть, и едкий запах проникает мне в ноздри. Я вижу его обмякшее тело. Выпученные глаза, попадавшие на колени вешалки. Алая улыбка поперек горла.
От этого зрелища в легких заканчивается кислород. Я плотно закрываю дверцу, наваливаюсь на нее спиной и хватаюсь за сердце. Оно стучится в мою ладонь. Я обвожу взглядом поплывшую комнату, чтобы удостовериться, что никто не видел. Точно так же поступила бы Ая.
Нужно рассказать Бекс и Шерилин, как вышло с Ховитцем. Но я не могу справиться с мыслью о том, как изменятся их лица, когда они поймут, что помогли настоящему убийце, пусть он и был не в себе.