Пожалуйста, пожалуйста, только позволь мне снова увидеть свет. Что это создание сможет мне сделать там, где люди, жизнь и открытые пространства?
– Не ходи туда, – сипит измученная версия моего голоса за моей спиной.
Я оборачиваюсь и вижу, как мое мертвое «я» поднимается за мной по лестнице.
Вижу белки в своих мертвых глазах.
Ослепленный темнотой, я шмякаюсь в закрытую дверь и лихорадочно шарю в поисках ручки. Я слишком хорошо понимаю, что, если какая-то сволочь заперла дверь, я умру здесь – если не от рук собственного привидения, так от остановки сердца.
– Не ходи туда, – повторяет мой голос, так жутко близко.
Мертвое дыхание холодит мне загривок.
Я распахиваю дверь и переваливаюсь через порог. В этот момент меня обуревает головокружение и яркая вспышка красного света.
Я захлопываю за собой дверь, но я не в коридоре при гостиничном холле. Я в абсолютной, мать ее, темноте.
Наш призрачный поезд отправляется в путь…
Я вцепился в дверную ручку, как будто привидение смогла бы остановить какая-то дверь.
Я молюсь: о свете, о помощи.
Ручка на ощупь кажется другой. Раньше тут был металлический набалдашник, а теперь – деревянный. Это навевает смутные воспоминания. Форма, бороздки…
Умоляю, умоляю, если есть на свете хоть какой-нибудь бог, пусть будет свет.
Рядом щелкает и скрежещет что-то металлическое.
Вспыхивает огонек.
Мне кажется, что мои молитвы были услышаны, но потом я вижу профиль маленького мальчика.
Мальчик стискивает в кулаке горящую зажигалку «Зиппо» и так сильно дрожит, что весь вибрирует. Пляшущий огонек освещает слезы на его щеках.
В этой тесной каморке вокруг висят куртки и пальто, одно из которых он только что поджег.
– Джейкоб? – зовет Алистер. Его приглушенный голос раздается из-за двери, в которую я только что вошел. – Кончай меня злить, мелкий говнюк[28].
Остолбенев, я смотрю, как мой приоткрытый рот отражается в новеньком блестящем металле зажигалки, и молча молю себя, пятилетнего, чтобы тот не почувствовал моего присутствия.
Но глаза мальчика косятся в мою сторону.
И он скулит.
Все так неизбежно.
Мальчик хочет быть храбрецом. Он хочет повернуться и объять неизведанное. Он отчаянно хочет повернуться и ничего не увидеть и чтобы все было в порядке.
Но он не может пошевелить и пальцем. И он писается в штаны.
Потому что он-то знает, что видит краешком глаза меня.
Этот случай будет преследовать его всю жизнь. Он заставит его вычеркнуть из жизни любые сомнения. Глубоко зарыть даже малейшую вероятность, что он увидел что-то в этой комнате.
И еще: он очень не хочет давать своему брату поводов для злорадства.