Доктор Санторо говорит, что чувство вины в сочетании, допустим, с запоздалым побочным эффектом галлюциногенов заставило мой мозг изобразить полномасштабную проекцию Марии Корви в гонконгском отеле.
Согласен, это дееспособная теория.
– Стало быть, – говорю я, строя в подражание ему церквушку из собственных пальцев, – вы верите, что человеческий мозг способен создать трехмерный образ человека прямо у него на глазах.
Ха. Ага. Посмотрим, как ему это понравится.
Шерон поднимает на меня осуждающий взгляд, как сварливая старушка.
А доктор Санторо только улыбается. Не растягивает губы в ухмылочке, скрывающей скрежещущие зубы, а широко улыбается настоящей калифорнийской улыбкой в тридцать два зуба.
– Я занимаюсь психоанализом уже больше двадцати лет. Я хорошо усвоил, что не стоит недооценивать возможности человеческого мозга.
Некоторое время на стене тихонько тикают часы, семь центов секунда, а потом он добавляет:
– Вы говорили, что спали перед этим инцидентом. Сон – время, когда мозг обрабатывает данные. Именно тогда мы погружены глубже всего в эту яму.
– Если Мария – проекция из-за чувства вины, – говорю я, – то почему она говорила «Счастливого пути», а не язвила, вроде: «Спасибо за беспокойство, придурок»?
Шерон испускает тихий скулеж. Санторо подзывает собаку, и та бредет к нему на приземистых лапах.
– Думаю, ее слова можно интерпретировать и как сарказм. «Счастливого пути, катайся по миру, отдыхай в роскошных отелях, пока я тут помираю на больничной койке». Как-нибудь так.
Мне хочется передать то, настолько ярким было видение. Ее движения. Голос. Синяя материя, обтрепавшаяся на кромках комбинезона. Даже ее дыхание имело запах. Вот только всякий раз, когда я пытаюсь представить ее, детали улетучиваются. Прошло всего пять дней, а она уже мутнеет в воспоминании.
Говорят, что мы не помним точно того, что видим. Мы помним воспоминание воспоминания воспоминания воспомина…
Наш мозг играет с нами в испорченный телефон.
Я говорю и говорю, пытаясь нащупать дыры в теории доктора. Разорвать ее по швам. Но за две минуты до конца сеанса он наносит контрольный удар.
– И что бы вы сами назвали резонной альтернативой? – спрашивает он, поглаживая загривок Шерон над ошейником. – Если она не настоящая, если она не галлюцинация, то что вы тогда видели? Привидение?
И доктор Санторо смотрит на меня таким трезвым, жалостливым взглядом, которым я многие годы смотрел на всех фанатиков.
Приборная панель «Крайслера-200» источает запахи горелой пластмассы. Не выезжая с парковки офиса Санторо, я гуглю: «Мария Корви госпитализация». Если бы я не покидал ту церковь с полным ощущением того, что из меня сделали героя «Шок Трумана», я бы уже давно это сделал. Но Санторо, конечно, уверен, что меня гложет чувство вины, хотя сам я и не считаю, что в чем-то виноват перед ней.