Витюня молча помотал головой.
— Почему не так?
— Не знаю… Просто не нравится мне все это…
— Это аргумент? — Юрик фыркнул.
— Не знаю…
— А я знаю. Лучше радуйся, что нас при переходе не пришибло каким-нибудь разрядом. Я вот радуюсь… Теперь вопрос: куда мы попали? Дай-ка сюда топор… Давай, не боись, я не буйный. Ты когда-нибудь видел такие топоры?
— Нет, — признал Витюня.
— А я видел. В Питере, в Эрмитаже. Типичный топор-кельт бронзового века. Ты ведь студент-металлург, вот ты и скажи: что это за металл?
— Медь, — сказал Витюня не глядя. — На копье и стрелах то же самое. Отливка и грубая ковка. Медь, а никакая не бронза.
— Наплевать. Бронзовый век и должен был начаться с меди, скажешь нет? Значит, — Юрик дидактически устремил вверх указательный палец, — ранняя бронза. Будем пока так считать. Сколько это — наверно, тысяч пять лет до новой эры?
— Ну, — буркнул Витюня. Он не знал сколько. Потом до него дошло. — Блин…
— Блин, — согласился Юрик. — Влипли. А еще хочешь взглянуть кое на что? Не поленись, сходи вон туда, правее родничка. Да-да, вон туда, где мухи.
— Зачем еще?
— Сходи, говорю. Увидишь.
Как-то само собой получалось, что Юрик взял инициативу в свои руки и уже начинал командовать. Нельзя сказать, что Витюню порадовало данное обстоятельство, однако возражать он не стал, это всегда успеется. Главное, среди всей окружающей дури, среди до ломоты в затылке непонятного бреда нашелся один более-менее нормальный человек, пусть и со странными фантазиями. Придумал тоже: пять тыщ лет…
Шагах в тридцати трава была примята. В нос ударила тухлая вонь, из травы при приближении Витюни с мерзким жужжанием поднялся крутящийся столб крупных зеленых мух.
— Видал? — спросил Юрик, дождавшись возвращения окончательно посмурневшего Витюни. — Ну и что это, по-твоему?
Витюня отмахнул увязавшуюся муху и поборол приступ тошноты.
— На крысу похоже.
— Ясен пень, крыса, только без хвоста и шкуры. Ободрана дня два назад. Кто ее мог ободрать, как мыслишь?
— Не ты?
— Не я. Сказал же: два дня назад, а не вчера.
— Значит, псих какой-нибудь, — пробубнил Витюня.
— Ладно. Тогда сходи вон к тому дереву.
— К елке, что ли?
— Это лиственница.
— Не пойду. Сам иди.
— Был уже. Думаешь, почему я от дерева ушел? Там еще одна тухлая крыса, только со шкуркой. Прибита к стволу медным гвоздем. Говорю сразу: я не прибивал.
— Тогда тот же псих. Или другой.
— Не катит, — с удовольствием сказал Юрик. — Тебя послушать, так здесь одни психи живут. А я, между прочим, с высоты стадо видел. Вон там, за горушкой, километрах в трех отсюда. Овцы, пастухи, собаки. Я потому и на дерево сел, как лапоть, что до самой земли башкой вертел во все стороны и соображал, что к чему. Значит, здешние психи занимаются скотоводством и примитивной металлургией, а заодно сдирают шкуры со всякого зверья, так? На тех, кто напал на тебя, были, говоришь, волчьи шкуры? — Витюня кивнул. — Тогда почему я должен считать их психами? По-моему, нормальные полудикари, наши с тобой пращуры. Что это означает, ты понимаешь?