- Это как?
- А так, что даже глаз не было видать. Укутаны так, словно зимний мороз жжет им кожу, да только мороз еще за Лысой Горой. Вот и ищу их, потому как думаю я…
- Что они отравлены Вересом, - закончил за него Тео.
- Именно. Да только где они теперь?
- Я бы хотел верить, что так и упали в поле замертво, когда Верес сгорел.
- Погоди, - сказал Олег и остановил лошадь. – Я схожу, посмотрю.
Олег пошел в поле. Пару раз он наклонился к земле, старательно вглядываясь во что-то. Один раз он достал меч, но то был лесной зверь, который тут же покинул поле, и, сверкнув рыжим хвостом, скрылся в кустарнике. Олег вернулся с озадаченным видом.
- Ну что?
- Ничего. Следы работ есть. Но никого нет. Ушли.
- Может они пошли следом за мечниками под усадьбу да там и сгорели.
- Было бы хорошо, да толпу обмотанных крестьян я бы заметил.
- Одно хорошо - без Вереса они как марионетки без кукловода, так что беды от них не будет никакой.
- А что если не Верес кукловод над ними?
- А кто же?
- Когда я подъезжал сюда, меня встретил мужик. Он был здоров и в своем уме, он меня и проводил к усадьбе.
- Думаешь, что он ими управлял?
- Надеюсь, что нет. Однако его я тоже не видел…
Телега тронулась дальше, оставив стройные желтые колосья, ласкаемые ветром позади. Дорога до самой корчмы Глухой Лис была скучной и однообразной, лишь один раз на пути им встретился скелет коровы, возле которого весело скакали вороны, к которым порывался присоединиться и ворон Вереса. Еще в придорожных кустах Олег заметил крупного зайца. Он поднял тушку. Всё брюхо животного покрылось крупными, словно наполненными ртутью шариками, - это были раздутые от крови клещи. Олег с сожалением выбросил зайца подальше от дороги.
К полудню они добрались до Глухого Лиса. На этот раз там сидело несколько старцев-паломников. Они с абсолютным безразличием на лицах и скукой в глазах ели едва теплые щи. Хозяин, завидев Олега, отошел к стенке и принял самый смиренный вид. В этот раз он все расслышал с первого раза и заполнил флягу свежей водой, даже не попросив за это денег, что было на руку Олега, ведь у него всего и был один златец, который он отдал рыжему мальчику. Он напился сам и дал немного выпить Теодору Кительсону, а тот в свою очередь попросил Олега напоить ворона. Как только тому развязали клюв, он принялся истошно ругаться и кричать о том, как плохо с ним обращаются, и что людям следует сделать с этой веревкой, однако птичьего языка, к несчастью для ворона, никто не знал. Птица недолго ругалась потому как ей мигом завязали клюв, после того как насильно налили в него воды.