- Я не стою предложенных богатств.
- Это не тебе решать, - сказал князь и отправился обратно во дворец.
- О, могучий князь. Так вы отпускаете Бокучара? – спросил Теодор Кительсон, идя в нескольких шагах позади князя.
- Отпускаю. Когда вылечишь своего дорого наместника, напиши письмо моему советнику. Быть может, мне все еще будет нужен знахарь. Но не особо рассчитывай.
- Конечно, князь. Я и не смею рассчитывать, что вашим щедрым предложением никто не воспользуется, - сказал Теодор Кительсон и поклонился в пол.
- Таким щедрым оно было только для тебя, знахарь. Ладно, пустое. Бокучара и молодого знахаря отвели в гостиный двор неподалеку. Стража проводит тебя.
Теодор Кительсон вновь раскланялся и покинул дворец.
***
- Вы не поверите! – начал он свой рассказ, когда уселся за стол к друзьям. К тому моменту они принялись за второго гуся, ничуть не уступающего первому в своей красоте и жирности. – Вы не поверите, что предложил мне князь!
- Что, говори? – спросил Олег и наполнил чашу Теодора Кительсона прохладным яблочным вином. – Что там было?
Ученый осушил чарку одним жадным глотком.
- Я думал это вода, - сказал он морщась.
- Яблочное вино, - сказал ему Олег. – Такого в Лысовке не найдешь. Выкладывай скорее, что сказал князь? Мы же свободны?
- Вы да.
- А ты? – спросил Леший.
- А мне предложили остаться и заменить того глубокоуважаемого древнего старика, которого мы видели во время слушанья.
- Он же княжий знахарь?
- Именно. Златолюб предложил мне занять эту должность, в виду некоторой черствости ума нынешнего знахаря.
Сзади кто-то положил руку на плечо Теодору Кительсону.
- Ты как смеешь так говорить? – сказал человек. Он едва стоял на ногах, глаза его неохотно выглядывали из-под век, изо рта пахло прогнившим яблоневым садом. – Как ты смеешь?
Олег поднялся, но Теодор Кительсон остановил его.
- Что я собственно такого сказал?
- Ты сказал Златоблюб! Не Златолюб! А дражайший и любимейший всеми светлый князь Златолюб! Ты меня понял?
- Пресвятые боги! Как же я так оплошал? Дорогой мой друг, спасибо вам за замечание и позвольте загладить свою вину.
Теодор Кительсон наполнил свою чашу и подал ее человеку, так рьяно защищающему честь князя, затем взял полупустую чашу Олега, налил в нее душистого вина до краев, и встал, держа чашу так высоко над головой, как только смог.
- Друзья. Я допустил непростительную ошибку. Я имел низость неуважительно отнестись к имени нашего любимого князя, но этот благородный муж, - указал он на мужика, который жадно смотрел на чашу в своих руках и не мог дождаться момента, когда, наконец, зальет ароматное зелье себе в глотку, - этот благородный муж указал мне на мой грех, который, я впредь клянусь не допускать. А сейчас я хочу выпить за то, что у всеми нами уважаемого князя есть такие преданные и честные люди под боком. Ура!