— Мой Бэнни…спи, малыш. Мамочка споёт для тебя.
Ледяные пальцы прикрывают его глаза, и снова эта пробирающая до дрожи мелодия опутывает маленькое худое тело, словно липкой паутиной. Тихий голос…он раздаётся предсмертным набатом в ушах, и мальчика накрывает. Накрывает диким ужасом от ожидания того, что эти тонкие, похожие на паучьи лапы пальцы вонзятся прямо в веки, в глазные яблоки. Он резко отбросил от себя её ладонь и вскочил на постели. Всего мгновение на то, чтобы успеть увидеть, как сменилось злостью умиротворённое выражение лица, как нахмурились брови и недобро сузился взгляд. Всего мгновение, чтобы после убежать с громким криком под недоумённое шипение. Гораздо позже он решит, что придумал себе его. Спрятавшись за стеной самого крайнего дома в конце улицы, прямо под небольшим козырьком, защищавшим его от ливня. Он просидит там, сгорбившись и обхватив руками колени до самого утра, до тех пор, пока не услышит голос Барри, громко звавший его. Он запомнит, с каким облегчением выдохнул мужчина, заметив издалека его мокрую прилипшую к телу белую ночную рубашку. Запомнит, как тот притянул его к себе нерешительно, а после всё же крепко обнял и начал стаскивать сорочку, торопливо скинув её прямо в лужу, чтобы надеть на него свое пальто, которое сам же и запахнул, опустившись перед парнем на колени и долго вглядываясь в его лицо, в покрасневшие от слёз и бессонницы глаза. Да, он не мог уснуть от холода, от шума барабанившего над головой дождя и от страха…страха, что она идёт за ним.
А затем Барри рассказал ему про Бэнни. Про их сына, который умер от бронхита два года назад. А вместе с ним умерла и его любимая жена. Точнее, та её часть, которую он любил с самой школьной скамьи и до сих пор. Со смертью единственного ребёнка Гленн превратилась в жалкое подобие самой себя, в серую тень той яркой веселой девушки, которую Барри вёл под венец. Он рассказал о том, каким тяжёлым испытанием оказалась для них обоих потеря Бэнни, которого они ждали долгие четыре года после свадьбы и которого потеряли так быстро, не успев насладиться счастьем быть родителями. О том, как собственноручно вытаскивал два раза из петли Гленн и вызывал врача, обнаружив её с перерезанными венами в ванной, залитой её же кровью.
— Я столько раз её едва не потерял…я столько раз бежал с работы домой на час раньше, только потому что боялся не успеть…с момента ухода Бэнни я стал панически бояться опоздать. И когда мы случайно увидели тебя…когда мы поняли, насколько ты похож на нашего Бэнни…когда я впервые за эти два года увидел, что моя девочка, моя Гленн снова улыбается, что в её глазах появилось что-то ещё, кроме навечно застывшего обвинения и опустошения…Пойми, меня, малыш…пойми и прости. Потому что я не могу позволить тебе уйти. Никогда. Я не могу позволить себе потерять её окончательно.