Первые недели, чаще — месяцы, тяжело даются обеим сторонам. Поэтому он позволял Гленн ту отчуждённость, которую ловил в уголках её карих глаз. Он потом поймет, что они меняли свой цвет со светлых, похожих на цвет осенней листвы, до тёмных, почти чёрных. Именно такого взгляда он боялся больше всего.
Да, она была странной, не такой приветливой, как Барри. Вообще мальчика мучило ощущение некоего диссонанса. В самом начале своего знакомства с этой парой он решил, что усыновление нужно было именно Гленн, что Барри лишь уступил желанию супруги. Затем у него появилось стойкое чувство, что ему не рады в этом доме. Не рада как раз хозяйка, которая, в отличие от своего мужа, почти никогда не разговаривала с ним, или же разговаривала короткими, больше похожими на приказы фразами.
Это произошло через несколько месяцев после того, как он перешагнул стены дома Аткинсонов. Он помнил, как проснулся от равномерного стука дождя в оконное стекло и тихого женского голоса, напевавшего какую-то жуткую песню. Он не разбирал слов, но мелодия была наполненной такой грустью, что ему казалось, он чувствует боль этой женщины в своей груди. Там, где только недавно взлетала птицей надежда. Она словно забилась в силках, тревожно маша крыльями и растерянно вертя головой во все стороны, пытаясь понять, откуда исходит этот давящий монотонный шум, плавно вливающийся под кожу, растекающийся по всему телу и вызывающий жжение под закрытыми веками.
Мальчик открыл глаза и закричал, увидев над собой бледное лицо Гленн с застывшим взглядом тёмных глаз. Казалось, они вонзились прямо в душу, неподвижные, со зловещими отблесками тусклого свечного пламени в неестественно расширенных зрачках. Она слушала несколько секунд его крик, а после закрыла его рот холодной ладонью, продолжая шевелить сухими потрескавшимися губами, продолжая напевать эту страшную мелодию.
А после наклонилась ещё ниже, сосредоточенно разглядывая лицо мальчика, затаившего от испуга дыхание, и произнесла очень тихо, но на этот раз он смог разобрать слова:
— Мой красивый…мой любимый Бэнни…наконец-то ты вернулся.
Он не мог пошевелиться и словно со стороны смотрел, как ласкают его скулы тонкие пальцы, обводят нос и линию губ, они трясутся, вызывая своей дрожью ещё большую панику, ему кажется, если он позволит, они опустятся вниз, к его шее и обхватят её, чтобы задушить.
Её голос…он никогда и ничего так не боялся так, как её голоса в этот момент.
— Мамочка нашла тебя, Бэнни, — пальцы трогают его волосы, и ему жутко зажмуриться и жутко смотреть в это чужое лицо. Ему кажется, как только он откроет глаза, то она превратится в монстра. Впрочем, пройдёт совсем немного времени, и мальчик поймёт, что у монстров всегда человеческие лица.