Это не я! Эта история не обо мне. Загораться за доли секунды только от одного взгляда мужчины, желать его прикосновений так неистово, сжиматься в комок оголённых нервов только от хриплого голоса, намеренно растягивающего слова, ласкающего и одновременно терзающего им.
У меня были отношения. У меня был Росс, с которым я едва не обвенчалась. Состоятельный, успешный, спокойный, хладнокровный, мужчина, который ухаживал за мной с самой школы. Точнее говоря, уже со школы у меня не было даже мысли о том, что мы не поженимся. Да. Именно так. Всё было решено не нами, но мы оба с ним приняли правила игры. Я — потому что не представляла, что можно по-другому. А он…а он говорил, что влюбился в меня ещё в младших классах. Но разве любовь замораживает? Разве она не должна быть похожей на самое настоящее, самое свирепое пламя? Любовь Росса была другой. Спокойной. Нет, ледяной. В его глазах не клубилась ночь, они были подобны голубой изморози на окнах. И поначалу мне нравилось разглядывать её узоры. Мне нравилось смотреть в них, в поисках…а я не знала, что искала в переплетении блеклых синих кружев. Было ли что-то спрятано в них. Просто в один момент я поняла, что больше нет ничего. Во мне нет. Ни стремления увидеть нечто большее, скрытое в центре его зрачков, ни желания ощутить его такую уместную чуткость, ни сил играть дальше эту роль. Иногда человек перегорает. Я видела это в собственном отце. Пылавшем подобно факелу в беспросветной пещере, он сгорел, как сгорает спичка — за считанные мгновения, узнав о предательстве матери. Потух, и больше ни одной женщине не удалось заставить его вспыхнуть снова.
Иногда мне казалось, что холодом веяло не от Росса, а от меня. Глядя на то, каким в меру весёлым, в меру общительным, в меру участливым он был с нашими знакомыми, с моим отцом, со своими родителями. Достойный представитель своего окружения. Такими гордятся. Таких демонстрируют подругам и с ними создают крепкие семьи, будучи уверенными в благополучии своих будущих детей. От таких не сбегают за неделю до свадьбы. Никто и никогда в здравом уме. Так, по крайне мере, сказала вырастившая меня Мария, с ворчанием и явным недовольством помогавшая мне собирать чемоданы. И нет. Он не изменил. Он не обманул и не предал. Предала его я. Просто в какой-то момент я проснулась с ощущением, что если задержусь еще хотя бы на день, если позволю ему прикоснуться к себе хотя бы раз, то взвою. От холода этого проклятого взвою, как воют дикие звери.
Возможно, во мне было слишком много от моей матери…иногда я думала об этом и чувствовала, как внутри разливается свинцовая ненависть к ней и к самой себе. Возможно, я просто перегорела, никогда не вспыхнув.