– А вот идет та самая ирландка, о которой вам рассказывала Гертруда, – объявила Алиса женщине, которая сидела за кухонным столом.
Она была примерно моего возраста, с круглым лицом и глубоко посаженными глазами, какие я видела у своих соседей в Бриджпорте. Лицо ее походило на карту Ирландии.
Она приветливо улыбнулась мне.
– Из какого графства?
Ох, снова пошло-поехало.
– Я американская ирландка, – объяснила я. – Из Чикаго.
– А-а-а, – разочарованно протянула она. – Я думала, вы настоящая ирландка.
– А вот моя подруга Мэй, она из Тирона. Сама же я недавно выяснила, что мои предки были из Барны в графстве Голуэй.
– Барна, – сразу оживилась она. – Я знаю Барну. У меня есть тетка, так она замужем за мужчиной из тех краев.
– А фамилия у него, случайно, не Келли или Кили?
– Нет.
– А… Ну, ладно.
Я уже почему-то так привыкла к тому, что все встречающиеся мне ирландцы каким-то образом были связаны между собой, что искала и себя во всем этом хитросплетении. Поэтому сейчас я испытывала некоторое разочарование, и она почувствовала это.
– Думаю, если копнуть поглубже, то и у меня где-то найдутся родственники из Келли или Кили. Но моя фамилия Барнакл. Нора Барнакл.
– Я тоже Нора, – подхватила я. – Ну, точнее, первоначально была Онора.
– И я, – кивнула она, – но имя это казалось таким старомодным. Таким culchie.
– Culchie?
– Это значит «деревенский» – так нас называют городские, из Дублина. Но я постоянно вспоминаю слова Джима о том, что настоящая Ирландия находится на Западе.
– Джим – это ваш муж?
– Джеймс Джойс. Бога ради, вы обязаны были слышать о нем. Величайший в мире писатель, или скоро станет таковым.
В разговор вмешалась Алиса:
– Послушайте, Нора. Я бы не стала делать таких громких заявлений. На это звание претендует масса кандидатов.
– Могу пожелать им удачи, – категорично заявила Нора, – но никто не может соперничать с ним в ежедневном тяжком писательском труде, когда он пишет до тех пор, пока глаза не начинают отказывать ему. – Она повернулась к Мэй. – Но вы-то настоящая ирландка?
– Да, – кивнула Мэй. – Из графства Тирон.
– Мэй уже ждет место учительницы в местном женском монастыре, – сказала я.
– Много лет назад я была в монастыре Введения во храм в Голуэе, – вставила Нора.
– Были монахиней?
Тут Нора захохотала. Ее рот и нос взрывались потоком дивных звуков. Плечи сотрясались.
Раньше я никогда не верила, что смеяться можно до слез, однако сейчас Нора демонстрировала именно это.
Ее уже согнуло пополам, когда на кухню вошел мужчина – ее муж, как я догадалась. Высокий, очень худой, очки с толстыми линзами, темноволосый, в твидовом костюме.