– Ничего такого она не делала, – ответила Генриетта. – Ее в этом обвиняли, потому что она ирландка.
Майк сообщил нам, что любящий сын миссис О’Лири все свои деньги зарабатывает в казино.
– А почему мы не можем купить себе большую квартиру на бульваре? Это ненормально – продолжать снимать жилье в Бриджпорте, когда все лучшие люди выезжают оттуда, – сказала Генриетта Майку.
Майк молчал.
– Нас могут вышвырнуть оттуда, – не унималась Генриетта. – Как выгоняли с земли народ в Ирландии.
– Никогда, – уверенно возразила я. – Майк оборудовал все эти ванные комнаты для хозяина дома. Он сам будет просить нас остаться.
– Зачем нам связываться с ипотекой? – спросил Майк, а затем поинтересовался, действительно ли Генриетта хочет бросить приход Святой Бригитты и всех своих подруг.
– Мои друзья тоже выезжают оттуда, – ответила Генриетта, когда все мы выбрались из «Форда» и стали подниматься по ступенькам дома 2703. – Из старых соседей тут уже никого не осталось.
– Это не так, Генриетта, – снова возразила я. – Наш кузен Эд и Мэри Рошэ до сих пор живут в Брайтон-парке.
Эд женился на дочери олдермена. И она не возражала, чтобы демократическая партия превратила ее гостиную в небольшой зал для собраний. Эта женщина была рождена для таких вещей.
– Ничего не имею против мужчин, – как-то сказала она мне, – но этот дым! Накурят так, что руки вытянутой не видно. Иногда я тревожусь, что маленький Эдди дышит все этим дымом, но Эд говорит, что со временем он привыкнет.
У них рос славный крепкий сынишка, ему уже исполнилось два года. Рыжеволосый, как мы с Эдом. Теперь нас таких трое.
Генриетта не прекращала спрашивать жену Эда, почему они остаются в Брайтон-парке.
– Эд ведь разбогател. Вы вполне могли бы перебраться куда-нибудь на авеню.
На это Мэри Рошэ отвечала ей:
– Но тут у него база.
Эд уже не рвался в городскую власть. Шесть или семь лет назад он попробовал баллотироваться на выборах как доверенное лицо от Санитарной службы. Но в тот год победили республиканцы, и он много потерял.
– Лучше уж выбирать кандидата, чем самому быть кандидатом, – сказал мне тогда Эд, и я подумала, что он, наверное, процитировал своего приятеля Пата Нэша, с которым я пару раз встречалась у Эда и Мэри дома.
Постарше Эда, высокий и спокойный, Пат, безусловно, человек компетентный и знающий. Он разделяет мечту Эда превратить Чикаго в один из величайших городов мира. Причем Пат действительно это может – ему принадлежит большая строительная компания.
Октябрь, 1911
Однажды в октябре, где-то через месяц после той воскресной прогулки, ко мне в студию в «Уорд» пришла Мейм. Для нее это было необычно. У нее был свой кабинет в другом крыле здания. Когда я заглядывала к ней поболтать, она лишь опускала голову, и ее пальцы начинали еще быстрее порхать над клавишами большой черной пишущей машинки. Она казалась мне гигантским насекомым, выбрасывающим вперед свои длинные тонкие лапки, которые оставляли на бумаге следы в виде вереницы слов. Мне приходилось по три раза окликать Мейм, прежде чем она поднимала на меня глаза. Эта ее машинка выглядела какой-то зачарованной. И неестественной. Одно дело, когда берешь в руки карандаш и сам пишешь буквы – это как-то по-человечески. Но передавать эту власть машине… Тем не менее Мейм была очень привязана к своей машинке и никогда не оставляла ее, чтобы пошататься по коридорам.