Человек перестал стремиться к самоутверждению в политической сфере — и общество пока не оценило катастрофическую опасность такого выбора. Помните, еще Аристотель предупреждал: человек вне политики — либо животное, либо божество. Так что же в действительности произошло с человеком?
Бауман исследовал особые жизненные стратегии информационного общества, направленные на то, чтобы «избавиться» от всякой идентичности. Он описал четыре основных антропологических типа нашего времени — «бродягу», «фланера», «игрока» и «туриста».
Ни один из этих типажей не является изобретением информационного общества — все они были хорошо известны задолго до наступления постмодерна. Но прежде игроки, бродяги и фланеры были маргиналами традиционного и индустриального миров, они существовали где-то на обочине цивизизации, их презирали как бездумных «прожигателей жизни» и клеймили как «люмпенов». Сегодня эти антропологические стратегии находятся в центре информационного общества, они поистине превратились в стиль жизни. И если человек — это стиль, то мы имеем возможность через эти жизненные стратегии оценить современного человека и задуматься: если вместе с понятием «идентичность» человек утрачивает и качество политичности, в какой роли он востребован в современном обществе?
9.3. Фланер, бродяга, турист и игрок: кто следующий?
Поэты и художники считают символом современного города фланера. Этот антропологический тип предстает перед нами в качестве мастера имитации своего времени: пофланировать — все равно что сходить в театр, побыть среди посторонних и быть посторонним для них, быть в толпе, но не принадлежать ей. Художники часто делают зарисовки городской жизни так, как их видят фланеры: в виде последовательности отрывочных эпизодов — серии событий без прошлого и без последствий, где люди воспринимаются как мимолетные прохожие, словно видимостью исчерпывается их сущность. При этом встречи представляются как «не-встречи»: будто бы случайные пересечения без взаимных влияний.
Фланер может мнить себя драматургом и режиссером, который держит в своих руках нити жизней других людей, но он никогда не вторгается и не нарушает их судьбы. Для него важно другое: он ведет жизнь «как если бы» и «как если бы» участвует в жизни других людей. Он боится ответственности реальной жизни и реальных поступков, и потому воспринимает жизнь как кинематограф — не всерьез. Он играет с реальностью, словно с виртуальным полотном: создает для себя полностью приватный, безопасный, замкнутый и защищенный от вторжений мир одинокой монады, где физическое присутствие посторонних не скрывает и не нарушает их психическую недосягаемость