Уже сегодня деятели, искренне озабоченные проблемами низших слоев США, все больше задумываются о значении таких ценностей, как рабочая этика, самоответственность, навыки межличностного взаимодействия, гордость собственника и объективные критерии эффективности. Философия жертвы «не сработала»: доказательством ее провала служит обострение социальных проблем в минувшие десятилетия. Мы не поможем людям выбраться из нищеты, убеждая, что «ответственность» лежит на окружающем мире, а сами бедные бессильны что-либо сделать.
Кристофер Лэш[75] не поддерживает индивидуализм и критикует движение за самооценку. Тем любопытнее его вывод:
«Стоит ли в очередной раз подчеркивать, что государственная политика, основанная на терапевтической модели, с треском провалилась? Вместо того чтобы призывать к самоуважению, государство воспитало зависимый народ. Возник “культ жертвы”, которая от рождения имеет право на все, потому что “плохое общество” постоянно травмирует человека. Политика сострадания умаляет и жертву, превращая ее в объект жалости, и потенциального благодетеля, которому проще пожалеть своих сограждан, чем научить их соблюдать определенные нормы. Сострадание превратилось в презрение с человеческим лицом»[76].
В главе 10 я предупреждал о необходимости учитывать последствия. Если наши действия и программы не дают предполагаемых и обещанных результатов, значит, нужно перепроверить исходные предпосылки. Как справедливо подмечено, если механизм не работает, он не заработает, даже если прилагать больше усилий. Культура самооценки — это культура личной ответственности за результат. Для современного общества нет другого пути к процветанию и доброму сосуществованию.
В главе 12 я говорил о предпосылках самооценки, которые одновременно поддерживают и мотивируют шесть ее столпов. Культура, где доминируют эти предпосылки, где они тесно вплетены в систему воспитания детей, образование, искусство и корпоративную жизнь, становится культурой с высокой самооценкой. В той степени, в которой будет доминировать противоположное, мы увидим культуру, где самооценка вызывает презрение.
Я не утверждаю, что всем необходимо принять эти идеи, потому что они поддерживают самооценку. Я говорю так, потому что эти идеи сонаправлены с реальностью, а реальность сонаправлена с самооценкой.
Моя книга — о психологии, а не о философии, и я выражаю в ней личную точку зрения. Но если читатель считает, что в своей основе книга столь же философична, сколь и психологична, он не ошибается.
Мы живем в океане информационных сигналов, транслирующих ценности и критерии, по которым следует судить об этих ценностях. Чем человек независимее, тем критичнее его восприятие. Вызов часто заключается в том, чтобы считать их именно тем, чем они являются, — идеями и верованиями других людей, которые могут иметь, а могут не иметь ценности лично для вас. Иными словами, составляющие чужой культуры не следует принимать как должное, как «действительность». Их можно и нужно подвергать сомнению. Мой отец любил насвистывать (полагаю, на мотив песни из оперы Гершвина