Василий пожал плечами.
— Но давай не сейчас! Приходи завтра в семь вечера, — с мягким нажимом в голосе стал завершать монолог Василий.
— Вот дерьмище, — совсем без эмоций проговорил Артём, — ну ладно, давай, дед, до завтра.
Старик улыбнулся, но улыбка показалась Артёму скорее зловещей, чем ободряющей, он отвернулся от странного старика и ушёл, не оглядываясь. А Василий подумал: «Силён пацан, чёрт возьми! Меня как будто всего жгло, пока он не ушёл. Да и леший с ним!» И мысленно махнул рукой.
Пустота… Нет ничего. Ни тьмы, ни света, ни звука, ни запаха. Бывает, ночью просыпаешься, открываешь глаза — и никакой разницы. Но через некоторое время понимаешь, что лежишь, ощущаешь спиной простынь, а телом одеяло. Головой — подушку, нос чувствует запах дома. Он настолько привычен, что мозг исключает его из внимания, но, когда всё остальное исчезает, ты начинаешь чувствовать дыхание жилища. А тут, вообще ничего нет, отсутствие пустоты, отрицание самого отрицания. Ощущение отсутствия всяких ощущений, и даже этого ощущения нет, потому что нечем ощущать. Нет органов чувств, рецепторов, способных воспринять что-либо, и передать в мозг для анализа.
Паника… Охватывает в один миг то, чего нет. И в то же время она реально ощущается. Мне говорили об этом. Паника придет, это неизбежно, я, дурак, не верил в это. Смеялся, думал, что уж со мной-то такого не будет точно. Что уж я-то точно справлюсь с ситуацией. Страшно! Я превратился в страх. Он стал материальным, если б было чем, я мог его потрогать, попробовать на вкус. Но нечем! И от этого ещё страшнее. Стоп. Мне про это говорили, я смеялся. Про себя конечно, виду не показывал. Таких людей надо воспринимать крайне почтительно и серьезно, иначе размажет по стенке на атомы, соберет в рулон, а потом расправит, и в рамку. Повиси-ка на стенке! Поэтому свое мнение лучше держать при себе. Подожди-ка, а что там говорили-то? Паника будет, а что потом? Или нет, говорили, что нужно сделать потом, как почувствуется ошеломляющий страх. Что ж там было…?
В комнате было уютно. Это, знаете, такое чувство, от которого хочется уткнуться в мягкий теплый плед, развалиться, полулежа в удобном кресле, предаться вялым размышлениям о том, как несовершенен мир, и какой замечательный человек я сам. Всё в комнате было необычно и непривычно. Артём только что мерз на улице, пробираясь по протоптанным множеством ног грязно-серым тропинкам среди менее грязных снежных куч. А вот он уже в тепле и полумраке, окруженный приятными запахами и звуками камина, какой-то старинной мебелью, плотно задернутыми тяжелыми шторами и вообще какой-то совершенно невероятной аурой хозяина помещения. Вся обстановка резко отличалась от того к чему привык Артём, и от всего остального мира. Здесь время одновременно и остановилось, и убежало куда-то немыслимо вдаль. Но при этой всей несуразице всё вокруг, включая совершенно невероятного хозяина — с виду старичка лет восьмидесяти, было абсолютно гармонично, как говорится, идеально вписывалось. Артём неотрывно смотрел на огонь в камине, но при этом краем глаза следил за плавными перемещениями Деда Васи — так он прозвал старичка-хозяина дома. Горящие угли с вырывающимися из их глубин язычками пламени завораживали парня, как, в общем-то, и монотонное бурчание старикана: