Погодин задумался.
— Скорей всего, ни при чем, — наконец ответил он. — Во-первых, убийца сообщил, что в Бога не верит, помните надпись: «Бога нет»? Во-вторых, как соотнести смертные грехи по христианству с картами, я пока не понимаю: карт двадцать две, грехов — семь. Но я подумаю над этим предположением.
Замятин кивнул.
— Давайте про орден.
Мирослав начал рассказывать про свое посвящение. Лис слушала, как завороженная, майор поигрывал желваками.
— Значит, право на убийство вы в этом ордене все-таки получили? — уточнил Замятин, услышав пересказ телемитской декларации прав человека: «Человек имеет право убивать тех, кто воспрепятствует этим правам…»
— Да, но выводы о причастности членов ордена к этим убийствам делать пока рано. Каждая сатанинская организация признает убийство нормой. Пока еще я слишком мало выяснил о том, что там происходит. Однако их одержимость идеями Кроули наводит на мысль, что след правильный. Еще у них есть школа, про которую я вам уже говорил, «Воля-39», там готовят неофитов для этого ордена, изучают труды Кроули вдоль и поперек. Я думаю, там тоже следует осмотреться. Но если я, уже посвященный, заявлюсь на занятия, это будет выглядеть несколько странно.
— Мирослав, я передам вам список клиентов Заславского. Постарайтесь, пожалуйста, выяснить, не состоит ли кто-нибудь из этих людей в ордене. А мне, наверное, придется прощупать школу.
— Да куда вам, Иван Андреевич, в школу магии? — рассмеялся Мирослав. — Вы только посмотрите на себя.
— А чего? — майор приосанился и провел рукой по ежику золотистых волос.
Погодин потешался, потягивая вино. Он так и видел, как в школу магии вламывается здоровый детина, косая сажень в плечах, коротко стриженный, с белесыми, еле различимыми бровями и прямым, ясным взором светло-голубых глаз: «Здравствуйте, я пришел у вас магии учиться!» Смех, да и только.
— Ты похожа на мышка, — выдала Лис.
Она сидела справа от Замятина, упираясь подбородком в ладонь, и неотрывно смотрела на него с улыбкой.
— Чего? — напрягся майор.
— На болшой русский мышка, — пояснила она.
На щеках майора проступили красные пятна. «Болшой мышка — это что же получается, крыса, что ли?» — туго соображал он.
— Да не напрягайтесь вы так, Иван Андреевич, — вмешался проницательный Погодин. — Наша заграничная гостья пытается сообщить вам, что вы ассоциируетесь у нее с русским медведем, с мишкой то бишь. Только и всего.
— Yes, yes! Болшой мышка.
— Ну, это другое дело.
— Я могу прошупат школа, — выступила с инициативой Лис.
По тому, как она это сказала, как заерзала на стуле, с какой надеждой уставилась на Замятина, было ясно: Лис просто мечтает по-настоящему приобщиться к расследованию. Майор вздохнул. Можно ли сейчас сказать ей категоричное «нет»? Еще расплачется. Лис была совсем еще молоденькой двадцатичетырехлетней девушкой, впечатлительной, открытой, эмоциональной. И конечно, она была идеалисткой, которая романтизировала свою профессию, окружающих ее людей и мир.