А еще ее стали водить на концерты. Не в драматический театр, и не на лекции и собрания, а в оперу, на балет, на концерты классической музыки. Через день… Каково?! Но, с другой стороны, если это был именно «симптом», почему ее не готовили к встрече с самим Шаунбургом, великим и ужасным?
Вот оттого и тянулось время, занятое множеством вещей, которые на самом деле должны были бы заставить его нестись вскачь. Пытка неизвестностью ничем не лучше пытки бессонницей. Во всяком случае, так ей теперь казалось. Ведь спать-то Тане теперь не мешали.
* * *
Тринадцатого она вернулась в гостиницу при управлении довольно поздно. Была в Большом на балете, видела — это же надо! — молодых Асафа и Суламифь Мессерер, потом гуляла. В некотором отдалении, правда, плелся лейтенант «Сякой» — «Я важная персона! Без охраны никуда!» — но в Москве стояла чудная погода. Лежал снег. По темноватым — даже в центре — улицам проезжали редкие машины…
Спать не хотелось совершенно, и, добравшись до «гостиницы», Таня разжилась у дежурного стаканом жидковатого чая, забралась в постель, открыла книжку и… Ее разбудила Лида Новицкая — та самая женщина-старший лейтенант, которая участвовала в исторической беседе в кабинете начальника Первого управления.
— Вставай, Жаннет! — Выглядела Лида неважно. Мало того, что и сама тоже то ли не спала, то ли вскочила ни свет, ни заря, так была еще и встревожена чем-то не на шутку.
— Что?! — Вскинулась испуганная Жаннет. — Что случилось?
За окном было темно. Ночь. Жаннет схватила с тумбочки свои часики.
«Убиться веником! Они что?…» — Было начало четвертого ночи. Самое то поспать, но, судя по всему, дело было неотложное.
— Потом! — Отмахнулась лейтенант Лида. — Одевайся быстро, нас ждут.
— Кто? — Но, спрашивая, Жаннет уже действовала. Рубашку через голову, лифчик…
«Где эта их гребаная полуграция?!» — Женское белье, приходилось признать, оставляло желать. Это вам, девоньки, не двадцать первый век!
— Штейнбрюк!
— А!
«Дела! Да, что, прости господи, могло случиться?» — Татьяна лихорадочно перебирала в уме все известные ей события зимы тридцать шестого года, но ничего определенного вспомнить не могла.
Наскоро приведя себя в божеский вид, она ополоснула лицо холодной водой, и вслед за Лидой вылетела из комнаты. Коридоры, переходы, лестницы и… посты, разумеется. Предъявите, пожалуйста, пропуск! Жестко, непреклонно. Ночь ночью, а правила никто не отменял.
— Садитесь, не маячьте! — Не поднимая головы, бросил Штейнбрюк, сидевший в отдалении за своим столом, просматривая какие-то бумаги.
За длинным приставным столом собралось уже несколько человек. Кто-то был в форме, другие — в штатском. Одних Таня знала, кого-то — нет. Но ждали, по-видимому, не опоздавших и не Штейнбрюка, занятого бумагами. Судя по ощущению грозы — воздух едва не мерцал от накопившегося в нем электричества — на ночном совещании должен был появиться некто с самого верха.