Всё ещё с выражением «крайнего возмущения» на лице и, не выпуская из рук ноты, Жаннет уселась в глубокое кресло и, с видимым удовольствием сбросив туфли, подтянула под себя ноги. Получилось очень уютно и… весьма эротично.
— Ну, вещай, мучитель! — Гнев сменился на милость. Но надолго ли? Этого Виктор не знал. — И выдай папиросу, не жмоться, а то мне придется идти в свою комнату…
— Да, на здоровье! — Виктор открыл портсигар — вот им, если в висок, действительно можно было убить — и «предложил даме папироску». — Глоток коньяка? — Он чиркнул спичкой, давая прикурить и вопросительно взглянул в голубые глаза.
— Но только глоток.
«Кажется, у нас снова мир. Или хотя бы перемирие…»
— Итак, revenons a nos moutons[247]. — Федорчук «задумчиво» почесал кончик носа и снова сел за рояль. — Худо-бедно, пока всё идёт нормально, — сказал он для разгона. — С репертуаром определились. Вчерне отрепетировали…
Жаннет сидела, свернувшись в кресле калачиком. Подобрав под себя ноги и подперев подбородок ладошкой, казалось, была само внимание. Только блеск глаз выдавал готовность в любой момент «обострить ситуацию» до любой потребной степени.
— Будем выстраивать безукоризненную программу, чтобы «катать» минимум год. — Это возражений у Татьяны не вызывало. — Два отделения с эмоциями, как на качелях: взлёт — спад, плато, новый взлет… Начнём с «боевиков», потом лирика, потом снова под дых слушателю, а в конце что-нибудь слезогонное.
— Это всё конечно очень интересно и где-то даже правильно, — слегка растягивая гласные, ответила Таня, будто копируя кого-то, и даже дымком табачным приправила, — однако как там у нас насчёт разницы в восприятии?
— Представь, что ты играешь для своих бабушек и дедушек, — предложил Виктор, в тайне радуясь, что разговор вошел в конструктивное русло. — Впрочем, наш репертуар вполне себе «стариковский». Олег, когда говорил про «листья желтые» и «вернисаж», знал, о чем говорит. Психолог все-таки.
— Ну, подбирал, допустим, не только Олег…
«Обана! — в смятении подумал Виктор. — И чем же он ее так?»
— Музыку записывал ты, переводы делали ты и Степа…
— А «Бесаме мучо»? — Возразил Виктор, принципиально не принимавший несправедливость. — А Парижское танго?
— Ладно, — «кивнула» длинными ресницами Таня. — Дальше-то что?
«А ведь она сознательно или нет, копирует интонации Ицковича. К гадалке не ходи! Эк её…».
Тут, как нельзя кстати, Виктор вспомнил нетрезвые, но оттого не ставшие менее актуальными, откровения одного персонажа из прошлой жизни. Не самого выдающегося, но вполне себе крепкого профессионала — продюсера. Был у этого работника, с позволения сказать, шоу-бизнеса маленький пунктик, — после первой бутылки и до начала третьей, — он любил делиться «секретами» своего непростого и, — «оч-ч-ень опасного. Слышишь, Витька, смертельно опасного! Не затрахают до смерти, так сопьёшься…» — ремесла.