– И что ты хочешь ему сообщить?
– Что я бы пережила все это еще раз, если бы только он вернулся обратно в мою жизнь.
– Он хочет передать тебе, что и он тоже…
Поставив ногу обратно на спицу штурвала и взяв немного лево руля, я думала о том, как Ричард упал за борт и какая это была напрасная потеря человеческой жизни. Мои мысли прервал Голос:
– Единственная напрасная потеря здесь – терять время, жалея себя. Ты не имеешь права судить, была ли смерть Ричарда напрасной потерей. Ты не Господь Бог.
Мне стало стыдно, но в следующий миг я перешла в оборону:
– Слушай, Голос, нет проблем – я никогда не полюблю снова.
– А вот это уже будет напрасной потерей.
Я улыбнулась хитроумию Голоса и повернула штурвал. Заметила, как туго и с рывками он идет. Так уже бывало раньше, потом проходило. Я понимала, что нельзя и дальше игнорировать это: вдруг внизу что-нибудь повреждено или что-то намоталось на перо руля. Управлять было трудно, я как будто делала изометрические упражнения – руки уставали держать курс. Пару раз я осматривала штурвал и рулевой кабель, но все вроде бы было в порядке. Я понимала, что надо проверить перо руля, а единственный способ это сделать – прыгнуть в воду, поднырнуть под яхту и посмотреть. Сама мысль приводила в ужас. Кто поднимет меня на борт, если что-нибудь пойдет не так? А вдруг на меня нападет акула? Мне больше не хотелось думать об этом. Я разберусь с этим позже.
Небо мерцало, передавая сообщения, зашифрованные каким-то неизвестным кодом. Звезды поддерживали меня ободрительными посланиями. Падающая звезда напоминала, что я имею право на желание. И каждый раз мои желания были одинаковы: пусть Ричард окажется жив; пожалуйста, пусть кто-нибудь найдет меня; пусть мне хватит храбрости нырнуть под яхту. Мне нравилось это время суток на краю зари. Было что-то волшебное в том, как звезды укладывались спать одна за другой, пока просыпалось солнце.
В тот день рассвет раскрасил небо цветами Максфилда Пэрриша[17]. Я ощущала безмятежность. Бог – это безмятежность? Я принайтовила штурвал и перешла на нос.
Размотав цветочное парео, уронила его на палубу и уселась сверху, скрестив ноги, совершенно голая. Положила руки на колени ладонями вверх, готовая впитать все добрые вибрации, какие только пошлет мне вселенная. Лучи пастельных тонов пронзали мои волосы, глаза, кожу, предплечья, ноги, воздух, которым я дышала, и мою душу. Я жадно втянула ноздрями чистый воздух, вдыхая все глубже, глубже, потом шумно выдохнула через рот. Я чувствовала, как прогреваюсь до мозга костей в этом умиротворяющем утреннем тепле. Я растворялась в гармонии со всем, что меня окружало. Хотя бы в этот короткий миг я не испытывала ненависти ни к чему и ничего не желала. Я не испытывала страха и не чувствовала боли. Это благословенное пастельное утро напевало собственную мелодию, свой собственный псалом, свою собственную «О, благодать»