– Ты же не живешь уже здесь сто лет как!
Он только помотал головой, продолжая ласкать ее взглядом, принимая – разом – все семь лет, которые они не виделись.
– Ты стал ужасно модный – впрочем, ты всегда был франтом. Где ты сейчас живешь?
– В Германии, – Окиянин снял руки с рукавов пальто и сжал в своих. Почему это казалось ему раньше таким сложным?
– Ну, конечно. Я даже как-то нашла случайно твою статью в каком-то вашем заумном журнале, – она опять рассмеялась. – Попыталась прочесть – ничего не поняла, ясное дело.
Его окатила волна нежности – она помнила о нем, искала его имя в журналах, даже попыталась читать то нечитабельное, что он писал. Ах, любовь моя! – пело впервые за семь лет его сердце, – если бы я знал, я бы признавался тебе в любви на каждой странице, я бы прятал одним нам понятные знаки в каждом абзаце…
– Если бы я знал, что ты так интересуешься моим творчеством, я добавил бы предисловие на доступном языке, – сказал он вслух.
– Ты надолго? – вдруг спросила она, и он почувствовал, как чуть напряглись ее пальцы. В душе играли струнные.
– На три дня, – ответил он.
– А… Так мало… – дрогнули ее губы. – И, наверное, весь расписан?
Он улыбнулся ей счастливо – она так ничего и не поняла! И хорошо. Три дня зададут их отношениям ритм, за три дня невозможно ничего испортить… А если у них все получится в три дня, то он подарит им еще один… и еще один…
– Нет, я готов посвятить старой подруге ветреной юности кучу свободного времени…
Варя запрокинула беспечно голову, встряхнув кудрями: Яр обожал этот жест.
– Я сейчас же возьму отгул на три дня, – заявила она.
В первый день они без конца бродили по центру, заходили пить кофе, засиживались за стаканом вина, ели грузинскую-русскую кухню, и Варя рассказывала ему о своей работе: она устроилась переводчиком и – с португальским (редкость редкостная!). И, боже ж мой, какой кайф быть среди НОРМАЛЬНЫХ людей, ведь эти мормоны… В общем, она никогда не думала, что на свете так много идиотов! Только там она поняла, что раньше была окружена умными и высокообразованными «человеками», принимаемыми ею как данность: с их культурой речи, поведения за столом… Как ей не хватало их разговоров с Яром, их регулярных выходов в театр, на концерт, на выставку, на модное европейское кино… Конечно, она много читала (в том числе кучу муры, за которую ей стыдно перед Оушеном!), но этого было недостаточно! У Каравая была его работа, а у нее была только Аглаша…
Стоп! Яр наткнулся на новое имя, и что-то в ее интонациях заставило его похолодеть. Кто такая Аглаша? Ах, ведь, верно, он не в курсе! Аглаша – это ее единственная и обожаемая дочь, Аглая Каравай! Она обязательно его с ней познакомит, когда у Яра будет время заскочить к ним домой… Яр на секунду потерял нить беседы.