— Так-то лучше, — гость удовлетворенно проследил за падением второго телохранителя, без сознания свалившегося на пол рядом с Микки. — Теперь мы остались одни… Тет-а-тет, если можно так сказать.
— А может… — мафиози заискивающе улыбнулся. — Может, мы как-нибудь договоримся? У меня есть деньги… Много денег! Или может партия товара? Она вот-вот должна прибыть… А, Хром? Может, договоримся?
— Какое заманчивое предложение… — Эндрюс сделал вид, что погружен в тяжкие раздумья. — Знаешь… А я, пожалуй… Откажусь. И не откажу себе… В удовольствии.
Улыбаясь, как праздничный клоун, строя гримасы и паясничая, Эндрюс ударил мафиози. Кулаком в живот, разрывая кожу и ломая кости. Потом еще раз и еще — со стороны казалось, что человек, по прозвищу Хром, просто играется, шутит. Что его удары не достигают цели, а просто «гладят» Микки Карлито. Вот только после таких «поглаживаний» последний хрипел и плакал от нестерпимой боли, кашлял кровью и бледнел, хотя и так уже был белее горного снега.
Микки Карлито умирал… И умирал очень медленно, в страшных мучениях — так же как те, кто отправился в мир иной благодаря его наркотикам.
— На этом все… — Эндрюс осмотрел помещение. — Прощайте, ребята.
Он разжал пальцы, в которых продолжал держать старую фотографию, и кусочек твердой бумаги, кружа и петляя, как павший лист, опустился на пол. Лицом вниз…
— Ты слишком легко завел разговор с почти незнакомым тебе человеком… Я бы сказал, что возможны два варианта.
— Что за варианты?
— Либо ты душа компании и купаешься во внимании, обращенном к тебе со стороны окружающих…
— Неа, это точно не про меня.
— Тогда второй вариант — ты одинок. И одиночество гнетет тебя, подспудно, на подсознательном уровне, так, что ты не понимаешь, что же именно с тобой не так. Я прав?
— Пф… Ну да, я одинок. Но! Мне это нравится. И сознательно, и подсознательно, и сверхсознательно, и… как еще там может быть? В общем — у меня все отлично.
— А друзья…
— Их у меня нет — я так решил с самого раннего детства.
— Но почему?
— Потому, что люди — слабы. Они не способны устоять перед соблазнами и пороком. Все высокие устремления, вся их мораль, все принципы… Все заканчивается вместе с едой и деньгами, за которые эту еду можно купить.
— Но не все же такие…
— Почти… все.
— А ты?
— Я другой.
— Разве?
— Знаешь… Многие говорят о ценности человеческой жизни, одновременно втайне мечтая с особой жестокостью прикончить половину своих знакомых. А я… Я говорю о ценности человеческой смерти. И думаю об этом. И мечтаю тоже об этом. И живу… этим.
— Выходит, ты убийца.