Самым страшным было наказание за убийство. Убийцу клали в могилу, накрывали гробом покойника и живого засыпали землей. Все сексуальные деликты, содомия, изнасилование, совращение малолетних карались идейно близким, в фаллическом смысле, наказанием: усаживанием виновного на острый кол, смазанный маслом. Видимо, отсюда берет свое начало крылатое выражение «пошло, как по маслу», хотя тут возможны и другие теории. Иногда сажали на сухой кол, но это нужно было заслужить какими-то отягощающими обстоятельствами рассматриваемого проступка. Например, не просто изнасиловать бабу, а нанести ей при этом тяжелые физические и моральные травмы либо сделать это в особо извращенной форме.
За воровство не рубили гуманно руку, как завещал правоверным пророк Магомет, а грубо подвешивали за шею, что вызывало травмы, не совместимые с жизнью. За более мелкие проступки, если повезет чуть-чуть, тоже можно было проститься с жизнью. За прелюбодейство, случайно или нарочно нанесенную тяжелую травму и еще целый ряд преступных действий ставили на день к столбу, а рядом клали крепкий кий. Каждый желающий мог лично наказать провинившегося. Ну а тут, как утверждал известный киноперсонаж, «достаточно одной таблетки». Особенно если по голове. По-своему наказание было очень демократичным. Если провинившимся оказался заслуженный, уважаемый казак, имеющий друзей, побратимов, то, как правило, мог отделаться легким испугом. Группа поддержки с утра до вечера стояла рядом и пристрастно наблюдала, кто и как берет кий в руки. И каждому было понятно, что ожидает потенциальных любителей игры в бейсбол. Но одна группа поддержки не гарантировала результата. Казаки — народ рисковый. Если провинившийся кому-то серьезно досадил, то жаждущего крови вполне мог устроить вариант «жизнь на жизнь», и, невзирая на присутствующих и их тяжелые взгляды, удар дубьем по затылку своей физической сути не менял и обрывал тонкую нить судьбы наказуемого. Поэтому выжить мог только человек действительно достойный, допустивший ошибку случайно.
За мелочь пузатую, недостойную описания, атаман назначал энное количество ударов нагайкой. На этом судебная система казаков получала свое логическое завершение, и хотя она не отличалась европейскими изысками, имела перед ними одно решающее преимущество. Независимо от умственных способностей казака, никто не жаловался на сложность в усвоении ее принципов, и фраза «незнание закона не освобождает от ответственности» любого казака удивила бы своей абсурдностью.
Размышления над особенностями судопроизводства у казаков не уняли сотрясающей меня дрожи, а скорее усилили ее, и из лодки я вылезал, шатаясь, как тяжелораненый. Никого это не тронуло, и атаман послал меня, как самого молодого, на кручу — привести еще шестерку лошадей и причиндалы, которыми крепились носилки с «языком». Это оказалось действенным средством. Бег под горку не только развивает дыхательную систему, но и согревает не хуже печки — жаль, что сил не добавляет. Притащив в поводу вышеозначенное количество заводных коней, мы погрузили на них трофеи, две лодки, раненого начальника охраны и дружным караваном, подталкивая грузного Фарида, полезли в горку. Фарид, демонстрируя хорошее владение местным суржиком, требовал усадить его на лошадь и немедленно связаться с его шефом, чтобы обсудить условия выкупа и никуда его драгоценную персону не увозить. Параллельно он вел вторую тему, в которой поведал нам, какую непоправимую ошибку мы совершили, посмев поднять руку на его людей и на него лично, и представляем ли мы вообще, кто шагает с нами рядом.