— Ах, так! — процедил папочка, схватил полено и вне себя от бешенства двинулся к Кейтену.
— Кейтен, Кейтен, — не то вскрикнул, не то взмолился я и спрятал голову под партой, чтобы не видеть, чтобы не верить. — Прощай, Кейтен, — прошептал я, — прощай, мой друг, — я решил, что пришел час расставания. Будь я проклят, расставания.
Никогда я не пойму, что случилось с нашим папочкой, никогда в жизни я не пойму, что за ветер подул в его сердце. Вместо ожидаемого грома, вместо того, что неизбежно должно было последовать, он только спросил:
— Зачем ты украл, Кейтен?
Первый раз он назвал его по имени, Кейтен.
Кейтен тоже был удивлен, смущенно и тихо он проговорил:
— Не крал я, ничего я не крал, товарищ Аритон.
— Как же не крал, — сказал тот строго, — вот, украл, — и он показал на полено. Эх, если бы Кейтен признался в чем-нибудь, может старикан бы его и простил. Но Кейтен признаваться ни в чем не собирался.
— Никогда я ничего не крал, — ответил он, вздернув голову привычным жестом, я тоже наверняка знал, что это правда, он не воровал и не будет.
— Он никогда не крал, — опять взбесился папочка, — да ты вор, каких мало, ты родился вором, ты просто разбойник!
— Никто не скажет, что Ране когда-нибудь что-нибудь украл, — не без гордости заявил Кейтен. Первый раз за все то время, что мы вместе были в доме, он произнес имя своего отца, Ране Кейтена. — Никто не скажет, что кто-нибудь из рода Кейтенов воровал, Аритон Яковлески, — добавил он, глядя ему прямо в лицо, как человек чистый и праведный.
— Трудно с тобой, Кейтен, — пробормотал папочка, — очень трудно, ну а что же ты тогда хотел сделать с этим поленом?
Кейтен ответил не сразу, он опустил голову, как будто попался в капкан, помолчал. Слышно было, как он тихо, жалко всхлипывал. Господи, Кейтен плакал, едва переводя дыхание, как будто ему не хватало воздуха, задыхаясь. Это продолжалось очень долго, века, будь я проклят, миллионы веков. Уставившись в пол, как настоящий вор, тихо, обессиленно, он ответил:
— Я хотел сделать маму. Будь я проклят, именно это он и прошептал: маму.
В классе наступила необычайная тишина. Вмиг все глаза повернулись к полену, которое держал в руках Аритон Яковлески. Господи, Господи, Боже мой! Это было уже не полено, будь я проклят, это была мама. Впервые и папочка остановился на месте как вкопанный, смущенный, потрясенный, не зная, что сказать.
— Клянусь, — не переставал Кейтен, о, Боже, никогда он таким не был, — клянусь, Аритон Яковлески, это мама.
Дети как по команде встали с мест. Все жадно впились глазами в полено.