Только уже без Терри.
— Блудсворд не оставит тебя в покое. И я не смогу быть защитником здесь, где у него власть, статус и должники. У меня есть все это, но в Цере. Сейчас у меня даже нет сюзерена.
— Погоди, а как же твой князь?
— Я просил у него свободы. И она была мне дарована.
Я ойкнула, прикрыв рот ладонью. Из немногих обмолвок Терри и Рэндольфа я успела понять, как важна для Рэндольфа служба князю.
— Зачем?
— Верность не улыбка, которую можно подарить каждому. Мое желание сохранить сюзерена чуть было не стоило тебе жизни.
— Это я виновата! Я пошла к Блудсворду!
Фэйри покачал головой — спокойный и упрямый, уже все решивший.
— Если ты согласишься, мы уедем в Церу. Если нет, я останусь здесь и попробую защитить тебя, как умею. Но это будет нелегко.
Ох, ну и выбор. Только что мне волком хотелось выть при мысли о возвращении в Гринберри Манор, к обычной жизни. Но Цера — это же страшно и бесконечно далеко. Месяц, а то и больше, пути через Дал Риаду, всю Анварию и половину Разенны. Там говорят на языке, которого я не знаю, там все-все совсем по-другому. И никого из знакомых…
— Я не требую ответа сейчас. Подумай, — он протянул мне шкатулку.
Со стороны двери послышался торопливый стук, и Рэндольф пошел открывать. Я сидела, держа на коленях шкатулку. Было страшно заглядывать внутрь, вдруг там нет завещания. Тогда все жертвы были напрасными. Они и так были напрасными — никакое богатство не стоит моего Терри. От двери доносились голоса: торопливый и неразборчивый — хозяина моего убежища, негромкий и спокойный — Рэндольфа.
Фэйри вернулся. Он был мрачен.
— Блудсворд воззвал к княжескому правосудию. Меня обвиняют во взломе и похищении артефакта. Надо уходить.
Я побледнела:
— Но это ложь! Он сам убийца! Убил Терри! И хотел пытать тебя.
— Он имел право защищать свое жилище.
— Но… но… он хотел меня изнасиловать!
— Ты — человек, Элисон. Как и Блудсворд. Княгиня не станет вмешиваться в отношения между людьми. Но я — фэйри. Я обязан подчиниться. Или бежать.
Я вцепилась в рукав Рэндольфа. Каким бы извращенным ни был мир фэйри, невозможно поверить, что правда на стороне чудовищного горбуна.
— И что, Блудсворд вот так любого может взять и обвинить?! А как же суд? Да что у вас за законы такие!
— Не любого. Я — одиночка без рода, должников и сюзерена. — Он помолчал и добавил: — Мне жаль, Элисон. Боюсь, у тебя не осталось времени на раздумья.