После завтрака затосковала еще сильнее. Надо было как-то говорить с Рэндольфом, а я не знала как.
Он прихватил котелок и открыл дверь, впустив в дом мороз и крупные снежинки. Поставил полную снега посудину снова на огонь.
— Зачем?
— Мыть посуду.
— Я помою. — Никогда в жизни этого не делала. Но занятие вроде нехитрое.
— Лучше оденься.
— Ой… — я стала совсем пунцовой, сообразив, что так и завтракала голышом, завернувшись в одеяло. Метелью последние мозги выдуло.
И вот смысл стесняться после вчерашнего? А я стеснялась. Я как-то неправильно устроена.
Рэндольф не обращал на меня внимания. Его больше волновала ерунда вроде мытья посуды, чем вопрос, как нам смотреть друг другу в глаза. Не похоже, чтобы он вообще хотел смотреть на меня. Ну правильно: он же мне ничего не обещал. Я сама захотела, так что нечего теперь ныть.
Я уползла в угол, отвернулась, натянула грязное и до сих пор сырое платье, чувствуя себя некрасивой и ненужной. Подступали слезы. Почему все так неправильно?
Фэйри заплетал косы и следил за пузырьками, медленно вскипавшими на водной глади. Опять весь отстраненный и чужой. Осколок другого мира. Что я для него?
— И что дальше? — выдавила я, садясь рядом.
— Метель продолжается. Придется провести здесь еще сутки, — вроде бы ответил, да я не о том спрашивала. Не понял или сделал вид?
Рэндольф снял котелок с огня, взял миски.
— Дай я! Ты же готовил.
Он пожал плечами, подвинулся. Я мыла миски, и слезы капали в котелок с водой. Очень трудно плакать молча.
Закончила. Встала, чтобы отнести утварь, и наткнулась на Рэндольфа.
— Элисон, в чем дело?
Как объяснить, в чем дело, когда сама не до конца понимаешь?
— Ни в чем.
— Почему ты плачешь?
— Я не плачу. Просто… — тут я не выдержала и все-таки заплакала в голос. И стоило столько терпеть?
На лице фэйри застыло сосредоточенное выражение.
— Я не понимаю.
— И не надо!
Я отвернулась от него и уползла в дальний угол — рыдать и чувствовать себя несчастной. Терри больше нет, никто меня не утешит.
Он подошел, встал за спиной, сбивая весь настрой. Когда плачешь и кто-то смотрит, всегда плачется на публику.
— Я что-то сделал не так, или у тебя просто такое настроение?
— Настроение. Уйди отсюда! Оставь меня в покое!
Он и правда ушел. Совсем. Собрался и вышел.
Следующие несколько часов я металась по дому, сходя с ума от беспокойства. Даже не плакала — слишком переживала, что Рэндольф больше не вернется или что с ним что-то случится. Чудом удержалась, чтобы не побежать искать его в метели. Когда фэйри вернулся, весь в снегу, промерзший и мокрый, сначала обняла его, а потом накинулась с упреками. Как он посмел уйти и оставить меня одну?