— Ты не отвечаешь. Это моя судьба, не твоя.
— Не хочу, чтобы еще кто-то умер за меня. Я того не стою.
— Стоишь, — сказал он с абсолютной убежденностью. — Ты стоишь гораздо большего.
— Замолчи, ты, придурковатый самоубийца. Я не хочу, чтобы ты умирал, слышишь?!
Рэндольф вздохнул:
— Думаешь, я хочу? Я люблю жизнь. Особенно сейчас. Я счастлив, Элисон. Обидно умирать, когда каждая минута наполнена смыслом.
Лучше бы он меня ударил, честное слово.
— Тогда почему? — почти прорыдала я, в отчаянии от его непробиваемости.
— Я знаю очень много легенд о тех, кто пытался избежать своей судьбы. И ни одной о том, кому бы это удалось. Я — воин и приму ее достойно.
— Подожди, — память уцепилась за подсказку, что он дал мне раньше. — Ты сказал, что изменил свою судьбу. Значит, это возможно?
— Да. Я должен был стать главой клана Танцующих-с-Ветром, но сыграл с силами, которых не понимал. И изменил предназначение для себя и своего брата. Я не ведал, что творил. Тот, кто помогал мне, тоже. С роком можно играть, но нельзя выиграть. Даже боги покорны ему, — он взял меня за руку. — Пожалуйста, Элисон. Не надо больше. Мне тяжело.
— А мне, думаешь, легко? Ты — бесчувственный кусок железа! Прямо как твои ножики.
Рэндольф усмехнулся:
— Ты права. Душа воина — его оружие.
— Сколько у нас времени, Рэндольф?
— Не знаю. Быть может, годы, — он отвел глаза.
— Это ведь неправда. Все будет уже совсем скоро, да?
— Я не знаю. Я даже не знал, к чему приведет этот путь, пока Терранс был жив.
Вот что такое отчаяние. Когда нет возможности спасти или защитить близкого человека. Когда нет выхода. Когда дергайся — не дергайся, а судьба неотвратимо приближается, и ты чувствуешь затылком ее холодный внимательный взгляд.
* * *
Мы больше не возвращались к этой теме. Я как-то прямо разом поняла, что бесполезно. Можно сколько угодно плакать, упрашивать, дуться, кричать и делать нам двоим больно — Рэндольф не отступит. Будет виновато улыбаться и терпеть, сколько нужно. А если я потом сменю гнев на милость, сделает вид, что ничего не было.
Если бы я могла, сделала так, чтобы он меня разлюбил. Разве это любовь, когда нет выбора? А может, выбор и был, просто фэйри не хотел его видеть.
Наверное, надо было не разговаривать с ним, показывать, как я зла, как не могу смириться со всем этим бредом про «судьбу». Но я ужасная эгоистка. Мне хотелось его целовать и таять в объятьях. Просто от осознания, что наша близость может оборваться, обязательно оборвется, что все это не навсегда и закончится совсем скоро, Рэндольф в одночасье стал мне бесконечно дорог и важен. И я пыталась на прощанье подарить ему все, что могла, в глупой надежде, что судьба посмотрит на наше счастье и даст нам шанс. Известно же, что в сказках только так и бывает.