— ЧТО?!
— Сними его! — оттягиваю кожаную полоску. — Свободные женщины не носят таких украшений.
— Фран, я же объяснял…
— Что он не дает мне стареть, — заканчиваю я за него. — А может, я хочу состариться?! Хочу прожить обычную человеческую жизнь, а не прозябать с тобой вечность в роли непонятно кого?! Хочу детей! Как я объясню ошейник своему будущему мужу и его родным?
Он снова закрывает глаза и делает несколько медленных вдохов, словно пытаясь успокоиться.
— Сними его, — повторяю я с тайной садистской радостью. — Немедленно!
— Тогда ты состаришься и умрешь, — словно через силу говорит Элвин.
— Когда-нибудь. Люди смертны. И стареют.
— Послушай, Фран… сеньорита Рино! Ошейник — просто кусок кожи. Я клянусь, что никогда не воспользуюсь…
Не снимет!
Конечно же, не снимет!
Я вскакиваю в радостном возмущении.
— Это мое право! Ты сказал, что я свободна. Ну да, конечно! Свободна, пока делаю то, что тебе удобно, правильно?! А если… — я прерываюсь, чтобы набрать воздуха и привести в порядок спутанные мысли.
Элвин тоже встает. Медленно отодвигает кресло.
— Если что не так, то… — неуверенно продолжаю я.
Мне не нравится выражение на его лице. Какое-то оно…
Опасное.
— …получается, я все равно рабыня, — совсем тихо заканчиваю я.
Он подходит, становится совсем рядом, берет меня за плечи… Я смотрю на него снизу вверх, по телу бежит мелкая дрожь.
От страха? Или от возбуждения?
В голове вдруг мелькает картинка — обрывок воспоминания из той невозможной жизни, которую я не жила. Непристойный и сладостный, как бывает сладок порок.
…это было здесь, прямо здесь, на обеденном столе. Мы не дошли до спальни. Не захотели.
Грязная случка, как у двух животных. Но внезапно вспыхнувшая память безжалостна, она сохранила наслаждение и нежность к мужчине рядом — безмерную, как теплое южное море…
Элвин нависает надо мной, глаза сверкают двумя кусками голубого льда. Что, что сейчас сделает этот ужасный человек?! Я донимала его весь вечер, расплата должна быть ужасна.
Ударит? Попробует поцеловать?!
Мне хочется, чтобы он выбрал второе. Конечно, я вырвусь и оболью его презрением и отвращением.
Но я хочу этого.
Молчание сгустилось — хоть ножом режь. Я все так же смотрю на Элвина снизу вверх, забыв, как дышать.
…Пусть поцелует! Пусть вправду попробует поцеловать. Может, я даже не стану вырываться…
Он с непроницаемым лицом расстегивает ошейник и отшвыривает его в сторону.
— Сеньорита свободна, — скучным голосом объявляет мой хозяин. — А теперь позвольте, леди, я откланяюсь. Не голоден больше.
Я вслушиваюсь в звук его шагов на лестнице, и мне хочется разреветься от обиды.