Мы идем вниз, все так же переговариваясь, но что-то изменилось. И я не знаю, как вернуть утраченную легкость.
На кухне темно и тихо. Огонь в очаге уже погас. Свет отражается в начищенных до блеска котлах и сковородках.
В подвале, где живут смешные малыши-брауни, я еще не была ни разу.
Или была, но не помню?
Лестница вниз крутая и узенькая, можно спускаться только поодиночке. Каменный свод в дюйме над макушкой невольно заставляет втягивать голову в плечи.
Скрипучая хлипкая дверца. Даже мне, чтобы войти в нее, приходится пригнуться.
Здесь нет светильников, как в остальной башне, а небольшого огонька на ладони мага недостаточно, чтобы разогнать тьму. Глубины подвала теряются в тенях. Но и такого света достаточно, чтобы я могла убедиться — внутри настоящая свалка.
Поломанная мебель, пыльные поеденные молью гардины, обломки облупившихся картинных рам, сундуки — десятки сундуков. Больших и маленьких, старинных и не очень, с резной крышкой и самых простых, неброских. Бочки, огромные стеклянные бутыли, статуэтки и вазы, торшеры и медные тазы.
Из большой кучи хлама в центре подвала, словно пародируя жилище мага, торчит слегка покосившаяся башня напольных часов.
Я, открыв рот, оглядываю этот беспорядок, а в воздухе стоит шепоток и тревожное попискивание. Крышки сундуков приоткрываются, и я чувствую, как из темноты на нас глядят десятки любопытных глаз.
Дрожа от ярости, я поворачиваюсь к магу:
— Как вам не стыдно?!
Он озадаченно приподнимает бровь:
— Я вообще довольно бесстыжий парень. А за что конкретно мне должно быть стыдно в данный момент?
— За это! — я возмущенно киваю в сторону свалки. — Считаете, это нормально?! Совесть не мучает, сеньор?! Хотя о чем это я? Какая совесть, когда у вас хватило наглости привести меня сюда.
Моя обличительная речь его только забавляет:
— Скажете тоже, «совесть». Как известно, это сеньорита — средоточие добродетелей, я же — вместилище пороков.
— Прекрати!
— Франческа, ну что опять не так?
— Они готовят тебе, убирают, обстирывают! А ты держишь их в таких условиях?!
Он сначала изумленно приподнимает брови, а потом смеется. Искренне и заразительно.
— Кто бы мог заподозрить дочь герцога Рино в приверженности модным идеям равенства?
— Слуги — тоже люди!
— Они не люди, — напоминает Элвин. — И честное слово, Франческа, это их подвал. Они сами все притащили. Можешь не верить, но я не спускался сюда лет тридцать, если не сорок.
— Сами? — я еще раз оглядываю ужасную свалку. Невозможно поверить, чтобы кто-нибудь добровольно пожелал жить в таких условиях.
— Сами. У брауни оригинальные представления о домашнем уюте.