Он морщится, открывает глаза и медленно натягивает перчатку.
— Я не знаю, Фран. Нужно посоветоваться с Августой. Но я не могу сейчас уехать.
— Почему?
— Долг перед Исой. И я не хочу оставлять тебя одну.
Сочувствие испаряется мгновенно и безвозвратно. Ненавижу, когда мне делают благодеяния, о которых я не просила, а потом предъявляют, как счет к оплате.
— Вот только на меня не надо перекладывать! Я об этом не просила.
— Не просила, — Элвин пожимает плечами. — Это мое решение.
Он проводит рукой над тазом. Обрубки лианы вспыхивают и сгорают, оставив жирные хлопья пепла.
— Садись, — маг кивает на соседнее кресло, но я качаю головой. Отчего-то мне проще, когда он сидит, а я стою. Может, потому что тогда я смотрю на него сверху вниз?
— Сядь, я тебя не съем.
— Я не думаю, что ты меня съешь. Но я хотела спросить…
Было тому причиной заключенное перемирие или просто время пришло, но сегодня я впервые проснулась с воспоминанием.
Нет, обрывки прошлого приходили ко мне и раньше. Картинками без конца и начала, слишком короткими и слишком сумбурными. Они мучили, как мучает забытая песня или стих, когда в памяти засели две-три строчки из середины и ты твердишь их, напрасно силясь вспомнить остальное.
А это воспоминание было настоящим. В нем была летняя ночь, ласковое южное море у ног и молчание, разделенное на двоих. Мы шли вдоль берега, песок поскрипывал под ногами, забивался в туфли, пахло солью и водорослями. Проход меж скалами вывел в узкий грот. Где-то впереди, в бархатной темноте плескала вода о камень, а над головой мерцали крупные звезды.
Плащ, расстеленный на камне, вкус его губ, объятия… Искры от горящего без дров костра, уходящие в небо, брошенная одежда, море теплое, бесстыдно ласкающее обнаженную кожу. И другие ласки, еще более бесстыдные, жаркие. Разговоры и поцелуи до рассвета, соль на губах, розовая полоска над морем, дорога обратно — к домику на берегу.
Я знала, что Элвин не лгал, когда говорил о прошлом. Но одно дело знать, а совсем другое — понимать, чувствовать, верить.
Помнить.
Воспоминание пахло счастьем. В нем было столько простого и ясного счастья, что еще чуть-чуть, и я смогла бы его потрогать. Я лежала в кровати и всматривалась в вернувшийся осколок памяти снова и снова, пока не разрыдалась.
В то мгновение, кажется, отдала бы что угодно, включая душу, чтобы вернуть все забытое.
И я впервые задумалась: так ли ужасна моя новая жизнь? Впервые подумала, каково это — когда тебя забывает самый близкий человек. Пыталась представить, что меня навсегда забыл отец или Риккардо, но так и не смогла.