— …да, спросить.
Элвин кивает:
— Спрашивай.
— Ты правда меня любишь? — это звучит почти жалобно.
Он мягко улыбается:
— Думаешь, иначе я стал бы это терпеть?
И от спокойной грустной нежности, что звучит в его словах, мне вдруг становится невыносимо стыдно. Стыдно за истерики, споры, оскорбления, дерзости. За враждебность и желание подчинить, взять вверх, доказать что-то.
За то, что я его не люблю.
Не люблю? Ведь правда?!
— Прости. Я… я не знаю, что со мной происходит!
— Я вижу, — горячие пальцы ложатся поверх моих, чуть поглаживают и ласкают запястье.
— Скажи, — я перехожу на шепот. — А как у нас… все было?
— Хороший вопрос, сеньорита, — он задумывается. — В двух словах не расскажешь.
— Можно в трех.
— Тогда тебе все же придется сесть, — его улыбка становится хитрой. — И лучше — поближе. Потому что я собираюсь говорить очень тихо.
Я фыркаю и опускаюсь на подлокотник кресла:
— Так — достаточно близко?
— Сойдет, — он обнимает меня за талию, вынуждая придвинуться и положить руку ему на плечо. Надо бы возмутиться, но не хочу спорить. Устала с ним ссориться. — У нас все было по-разному. Одно время мы много путешествовали. Ты хотела увидеть мир, а я хотел его тебе показать.
— «Много» — это сколько?
— Почти два года. Медовый месяц несколько затянулся. Потом, когда мы вернулись в Рондомион, ты увлеклась благотворительностью: сиротские приюты, больница для бедняков и прочие бездонные ямы, в которые сеньорите нравится бросать деньги. Совру, если скажу, что знаю подробности. Еще ты занималась юриспруденцией, а я занимался магией и всех раздражал. Ну, как обычно. Зря смеешься, между прочим.
— Я не смеюсь.
Странное чувство, как будто мы уже не раз сидели так, в обнимку, и я слушала его ироничные рассуждения.
Так уютно и хорошо.
Правильно.
— Мы посещали театр, оперу и эти нудные приемы в королевском дворце. Даже купили дом в человеческом мире. Я продал его после скандала с виконтом Уотерхорса.
— Скандала? Кто такой виконт Уотерхорс?
— Твой второй муж, моя радость. Кстати, мне нравится, что его ты тоже забыла, — он прижимает меня к себе чуть крепче. — Виконт узнал сеньориту и был несколько несдержан. Из-за него мы в первый раз всерьез поругались.
— Почему?
— Сеньорите очень не понравилось, что я вызвал надутого хмыря на дуэль.
— Ты его… — перед глазами встает безжизненное лицо Лоренцо, и я пытаюсь встать, но Элвин не дает мне этого сделать. Я отпихиваю его, но это все равно что пытаться сдвинуть скалу.
— Пусти.
— Чуть позже — непременно, — обещает он и тянет меня к себе, заставляя соскользнуть с подлокотника к нему на колени.