Элисон
— Ну, долго еще? — я нетерпеливо поерзала.
— Не дергайся, а то рисунок ляжет криво, — нравоучительным тоном отозвался Фернанд.
Я хихикнула:
— Щекотно!
Мягкое стило холодило кожу. По груди и шее уже вилось переплетение диковинных цветов и райских птиц, а сейчас Мефисто Великолепный заканчивал рисунок на щеке, настаивая, чтобы я держала голову запрокинутой. Я пыталась скосить глаза, чтобы рассмотреть результат, но безуспешно.
— Такая красота получается! Просто сказка! — восхищенные комментарии Фэй заставляли ерзать еще сильнее.
— Ну вот, готово! — объявил чревовещатель. — Держи зеркало!
Я вцепилась в бронзовую ручку. А-а-а-а! Из полированной глубины на меня смотрела нимфа! Сирена! Крупные серьги пляшут в ушах, пестрая шаль на плечах, волосы развеваются свободной гривой, фривольный лиф с декольте, что больше пристал девице из веселого квартала. И причудливое кружево рисунка по телу. То ли бродяжка-джипси,[7] то ли чудачка-фэйри.
— Сойдет недели через две. Позже, если не тереть мочалкой, — сказал польщенный моими вздохами и ахами Фернанд.
— Ах, как здорово! Хочу танцевать!
— Танцуй, — сказала Фэй и взяла смычок.
— Погоди, пойдем на улицу!
Мы высыпали из палатки. Фэй приложила скрипку к плечу, и полилось тягучее начало чардаша. Я щелкнула каблуками и медленно пошла по кругу. Мелодия тянулась лениво, кокетничала, дразнила, обещая настоящий танец, и я двигалась за ней, поверив обещаниям.
На втором кругу на импровизированную сцену не вышел, а вытек Паоло. В мужском костюме и мужском теле, томный и знойный, как июльский вечер. Он так двигался, что в другой раз я бы постеснялась даже рядом стоять, но сейчас это была не я, а какая-то джипси в ворохе цветастых юбок. Ни единой мысли в голове, ничего, кроме музыки.
Мы вышагивали, медленно сходясь по спирали, под то лиричные, то легкомысленные скрипичные переливы, чтобы замереть друг напротив друга.
Фэй на секунду опустила смычок, усмехнулась и, резко вскинув, завела безумный, стремительный танец. Мелодия кружилась волчком, отплясывала, взлетала ввысь, тонко вскрикивая, и припадала к земле, чтобы снова закружиться, и мы кружились вместе с ней. Руки Паоло подкидывали, раскручивали и ловили меня. Летели по ветру юбки и рукава, стучали друг о друга деревянные каблуки, хлопали ладони…
— Gracias,[8] — выкрикнул Фернанд, когда отзвучала последняя нота, и мы замерли в объятиях. — Excepcional!