Обрывки. С каждым днем их становится все больше, и эти воспоминания меняют меня. Прежняя Фран просыпается, чтобы занять свое законное место. Я и боюсь этого, потому что боюсь утратить себя. И желаю — страстно, почти мучительно. Слишком тяжело мне нынешней занимать место в ее жизни. Все равно что пытаться ходить в чужих разношенных туфлях на два размера больше. Болтаются да слетают с ноги.
Но все же то, что творится сейчас, — мое. Это живое, всепоглощающее чувство, а не память, оно принадлежит мне не меньше, чем той, прежней Фран.
— …Наверное, я обречена на любовь к тебе. Даже если я тебя снова забуду, снова влюблюсь. И снова…
Он скептически хмыкает.
— Как трагично это звучит, сеньорита. Меньше пафоса и мистики. Нельзя быть обреченным на любовь.
— Можно! — упрямо говорю я.
Он мягко отстраняется и заглядывает мне в глаза. Чужой и близкий. Непонятный и бесконечно важный для меня человек.
— Любовь — не воля высших сил и не рабская зависимость. Настоящая любовь — всегда твой личный выбор, Фран, — тихо говорит он. — Нужно уметь признать свою ответственность за этот выбор.
Я киваю, зачарованно глядя на него. Я не очень понимаю, что он имеет в виду, но та, другая, более опытная Фран, понимает. И она согласна.
Мы долго сидим в обнимку. Просто объятия — ничего больше. Слова рвутся из меня, я хочу рассказать Элвину о том, что сейчас со мной происходит, что чувствую, думаю. Но даже сквозь свое опьянение я вижу, как он измучен, и не решаюсь надоедать.
Когда часы бьют полночь, он целует меня в висок и тихо просит:
— Останься сегодня со мной, ладно? Обещаю, что не буду приставать. Ты просто нужна мне.
Конечно, я остаюсь.
* * *
— Я способен столько дать тебе. Сделать сильнее. Мы могли бы помочь друг другу, — говорит тот, кто прячется за дверью. — Но ты слишком труслива.
— Убирайся, — приказываю я и отступаю, чтобы полюбоваться на свою работу.
Зеркало собрано больше чем наполовину. Еще немного — три-четыре недели, не больше, — и мой труд будет завершен.
— Ничего. Я подожду. Рано или поздно ты захочешь силы, Фран. Очень-очень захочешь и откроешь дверь. Тогда я войду уже на своих условиях.
— Даже не мечтай. Я никогда тебе не открою.
Смех.
— От судьбы и тени не убежать.
Я просыпаюсь от поцелуя. Отвечаю на него в полусне, прижимаюсь к горячему телу рядом.
И дальше все происходит просто и обыденно, без стыда и неловкости. Само собой, словно так и надо. Словно нет ничего более естественного, чем любить друг друга вот так — медленно и нежно, даже не успев проснуться толком.
И лежать потом в постели, не расплетая объятий.